Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

А. А. Игнатенко
Ибн-Хальдун

Знай, что условия, в которых живут поколения, различаются в зависимости от того, как люди добывают средства к существованию.

Ибн-Хальдун

РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Игнатенко Александр Александрович (род. в 1947 г.) – кандидат философских наук, преподаватель кафедры марксистско-ленинской философии Института общественных наук при ЦК КПСС. Работает в области исследования идеологических процессов в арабских странах, а также истории арабской мысли. Является автором ряда публикаций по современным проблемам арабских стран.

1982 г. исполняется 650 лет со дня рождения Ибн-Хальдуна 1
В исследованиях на русском языке есть три варианта написания имени мыслителя: «Ибн Халдун», «Ибн-Халдун», «Ибн-Хальдун». По нашему мнению, наиболее соответствующим звуковому и грамматическому строю арабского языка является третий вариант.

Одного из крупнейших мыслителей арабоисламской культуры эпохи средневековья. Все исследователи, обращавшиеся к творческому наследию философа, сходятся на том, что он внес большой вклад в мировую социально-политическую мысль. По мнению С. М. Бациевой, Ибн-Хальдун «впервые в истории науки... выдвинул теорию закономерного прогрессивного развития общества от низшей фазы к высшей через развитие форм производительной деятельности людей... объяснил развитие форм общественной жизни развитием производства» (8, 183) 2
Здесь и далее в круглых скобках сначала лается номер источника в списке литературы, помещенном в конце книги, затем курсивом – номер тома, если издание многотомное, и далее – страницы источника; страницы отделяются точкой с запятой, номера источников – точкой (Ред.).

По свидетельству известного советского этнографа В. И. Анучина, интерес к творчеству Ибн-Хальдуна проявлял и В. И. Ленин. «Нет ли еще таких философов на Востоке?» – спрашивал он (см. 21, 210; 412).

С приближением юбилея мыслителя обостряется идейно-теоретическая борьба вокруг его наследия. Исследователи в арабских странах провозглашают Ибн-Хальдуна предшественником исторического материализма, называют его «арабским Марксом». Кроме того, в современной арабской философии существует течение, противопоставляющее «духовный» Восток «материалистичному» Западу. Представители данного направления фальсифицируют материалистические тенденции учения философа.

Творчество великого арабского мыслителя известно советскому читателю значительно меньше, чем творчество других арабо-исламских философов. Автор ставит перед собой задачу не только познакомить читателя с жизнью и деятельностью Ибн-Хальдуна, но и рассмотреть спорные вопросы, связанные с его наследием, на основе марксистско-ленинской историко-философской методологии.

Глава I. Эпоха

изнь и деятельность Ибн-Хальдуна связаны с Арабским Западом – Магрибом, так во времена арабо-исламского средневековья называли Северную Африку. По своим экологическим и демографическим условиям Магриб довольно четко делится на три зоны. Во-первых, это Телль, или плодородная область, непосредственно примыкающая к Средиземному морю, во-вторых, громадные степные пространства на востоке нынешнего Марокко, юге Алжира и Туниса, в-третьих, Сахара, нескончаемые пески с редкими вкраплениями оазисов.

С этими тремя зонами совпадали и три уклада средневековой жизни Магриба. На побережье росли города и процветало земледелие. Торговые отношения тесно связывали экономически развитое побережье Магриба со средневековой Европой. В пустынной степи кочевали бедуины – представители как арабских, так и местных (берберских) племен. Через Сахару проходили нити караванных торговых путей, соединявших экономически развитые районы Телля с «варварской периферией» – «Черной Африкой».

Жизнь Ибн-Хальдуна пришлась на период формирования раннекапиталистических отношений в рамках единого средиземноморско-ближневосточного экономического и историко-культурного региона, неотъемлемую часть которого составлял Магриб (см. 2, 22, 382. 9, 21; 27). Последний играл заметную роль в становлении капиталистических отношений в Европе. Северная Африка стала одним из важных поставщиков шерсти для раннекапиталистической Италии. Итальянский исследователь указывает, что в рассматриваемый период «самыми оживленными были политические и торговые сношения с берегами Туниса, Алжира и Марокко (странами, известными в то время под названием „Гарбо“), которые славились прекрасной шерстью» (22, 247). Тесные торговые контакты с Северной Африкой поддерживали и флорентийские компании, занимающиеся скупкой шерсти или производством сукна (см. 22, 288. 29, 106; 109; 112; 115; 126; 130). В портах Северной Африки обосновывались пизанцы и генуэзцы, венецианцы и провансальцы. Значительное развитие получило местное производство: текстильное, металлообрабатывающее, кожевенное, маслобойное, мукомольное, керамическое и др. Сырье было в основном местного происхождения. Довольно большая часть производимой продукции экспортировалась в Европу (см. 9, 19; 24-25; 29. 14, 148. 24, 10).

Однако, как хорошо известно, производство в Северной Африке так и не получило достаточно высокого развития, чтобы стать капиталистическим. Определенную роль в этом сыграло наличие в Магрибе весьма отсталого в социально-экономическом и культурном отношении района: в пустынных и полупустынных областях обитали кочевники, в значительной степени сохранявшие свою родо-племенную организацию, жившие в условиях разлагавшегося первобытнообщинного уклада. В основе этого уклада лежала общинная собственность племен на пастбищные земли и в той или иной степени на скот (см. 17, 154-155). В XIV в. у кочевых народов Северной Африки происходил процесс социального расслоения. Он оказывал воздействие как на отношения внутри племен, так и на отношения между племенами. Последние представляли собой довольно сложные отношения господства и подчинения. Все племена делились на две большие группы – племена махзен, или так называемые «казенные», и племена райя, или «подчиненные», «податные». Племена махзен разводили верблюдов, имели право носить оружие и, самое главное, крайне тесно были связаны с государственным аппаратом. В их задачу входило собирать налог с «податных» племен и с некоторых районов; они составляли главную военную силу государства при отражении внешних нападений и подавлении внутренних бунтов.

Связь этих племен с государством была крайне противоречивой. Нельзя представлять дело так, что эти племена находились на службе у государства. Скорее оно само находилось в зависимости от свободных кочевых племен. Они отличались большой самостоятельностью, «выдвигали, поддерживали и низвергали династии, создавали и разрушали государства» (там же, 152). Так, племена махзен могли отказаться сдавать собранную дань султану и присвоить ее себе, могли отказать ему в военной поддержке и уйти с поля боя или даже перейти на сторону противника в решающий момент и т. п., что они часто и делали. Поэтому правящие династии старались всячески улучшать отношения со свободными племенами. Последние были полностью освобождены от налогообложения, их шейхам давались крупные денежные субсидии. Султаны даже предоставляли этим племенам исхам и икта. Исхам было правом взимать в свою пользу налоги либо с податных племен райя, либо с земледельцев. Икта представляло собой право на получение и использование доходов с определенных земельных участков или территорий. Несмотря на то что икта юридически имело характер условного владения, фактически эти территории становились собственностью свободных племен, а точнее – шейхской верхушки, и всякая попытка лишить племена пожалований кончалась восстанием племен махзен и, как правило, свержением султана. Интересно, что объектом икта или исхам могли быть и города (см. там же, 174-175, 177).

Описанная ситуация приводила к формированию сложной, внутренне не однозначной и противоречивой социально-политической структуры. Рост богатств правящей верхушки свободных племен приводил к классовому расслоению внутри племени. Феодализирующаяся племенная знать сращивалась с правящей верхушкой государства (султаном и его окружением). Но сам характер отношений между свободными племенами махзен, «представляющими» государство, и податными племенами райя приводил к консервации традиционных родоплеменных связей как в тех, так и в других. Ограбление и обложение данью соседних кочевых и полукочевых племен, получение феодальной ренты с земледельческих поселений, контроль торговых путей – все это требовало от племени махзен наличия в них внутреннего единства. А это вынуждало шейхскую верхушку делиться частью доходов с соплеменниками. Тем самым в этих племенах консервировались остатки родо-племенных военно-демократических традиций, тормозился процесс классового расслоения (см. 27, 302).

Вместе с тем усиливалась эксплуатация племен райя, поскольку племена махзен нуждались в таких материальных поступлениях, которые могли бы удовлетворить всех членов свободных племен и «снять» имущественные противоречия. Это в свою очередь приводило к консервации традиционных структур в племенах райя, ибо податное население было совершенно не заинтересовано в развитии производства, так как весь избыточный продукт уходил «на сторону» в виде дани, поборов, налогов.

Важно подчеркнуть, что свободные племена получали значительные доходы от грабежей или взимания дани с торговцев, проходивших черев их территорию. Часто отдельные племена полностью контролировали торговые пути (см., напр., 14, 142). Шейхская верхушка подключалась также к выгодной караванной торговле. Особо привлекательными в этом плане были пути, по которым шла торговля золотом.

Дело в том, что Северная Африка была своего рода «перевалочным пунктом» по снабжению Европы этим металлом (см. 22, 289; 413). Золото, доставлявшееся из Судана или лесных районов Гвинейского побережья в порты Северной Африки, а затем в Европу, играло чрезвычайно большую роль не только в становлении денежной системы последней (см. 20, 90-91). Оно имело большое значение для развития всех трех регионов, вовлеченных в средневековую «золотую лихорадку»: Черной Африки, Северной Африки, Южной и Юго-Западной Европы (см. 31, 226-227). Представление о масштабах торговли золотом могут дать такие цифры. Добыча золота в Гане производилась примерно в течение семи веков (IX-XV вв.) в среднем по девять тонн чистого золота (песка, слитков, проволоки) в год. Два раза в год, весной и в начале осени, караваны отправлялись из западноафриканских центров золотой торговли через Сахару на север (северо-восток). Караваны, как правило, состояли из 300-400 верблюдов. Каждый верблюд перевозил в среднем 127,5 кг золота (см. 14, 140; 144-146).

В рассматриваемый период происходило постепенное перемещение транссахарских торговых путей в направлении с запада на восток (см. 20, 90). Торговые пути «убегали» все дальше на запад – от грабежей, как «неорганизованных», которыми занимались различные бедуинские племена на свой страх и риск, так и «организованных» (в форме различного рода налогов, даней, поборов и т. п.), которые осуществляло государство (или государства) посредством своих инструментов – «казенных» племен махзен. Но это означало, что приходили в упадок политико-культурные центры, располагавшиеся вдоль предыдущего транссахарского «коридора».

Для Северной Африки в XIV в. характерна крайняя политическая нестабильность: свергались династии, менялись границы государств, велись постоянные междоусобные и межплеменные войны. В 1227 г. начала распадаться могущественная империя альмохадов, которая включала в себя все страны Магриба. В этом году в Ифрикии (примерно соответствует современному Тунису) было провозглашено независимое государство хафсидов. Несколько позже в Центральном Магрибе возникло государство аб-дельвадидов, столицей которого стал г. Тлемсен. На юге Марокко в том же XIII в. возникло государство маринидов (см. 9, 36-37). Между различными династическими государствами, государственно-племенными союзами, свободными племенами шла война за контроль над торговыми путями, за феодальные привилегии. Каждая группировка рассматривала подданных исключительно как объект грабежа. Этот грабеж «консервировал» производственный механизм и социальные отношения земледельческих общин, нарушал торговые связи, препятствовал росту производительных сил всего общества, ибо изъятые материальные ценности расходовались на непроизводственные цели. К. Маркс указывал в «Капитале» на резкий контраст и одновременно зависимость, которые существовали между неизменностью производственного механизма земледельческих общин и «постоянным разрушением и новообразованием азиатских государств и быстрой сменой их династий» (2, 23, 370-371). Это мы и находим в североафриканских обществах «азиатского» типа, где государство, а точнее, государственно-племенные союзы сменяли один другой «в облачной сфере политики», спускаясь из этой сферы только затем, чтобы подобно саранче сожрать все растущее на полях и после некоторой борьбы уступить место другой стае. Характер внутренних экономических и социальных связей, сложившихся в Северной Африке к XIV в., приводил к тому, что прогрессивное развитие североафриканских обществ значительно тормозилось и замедлялось. Именно эти социально-экономические условия и повлияли самым существенным образом на представления Ибн-Хальдуна об обществе и государстве.

Глава II. Человек, политик, ученый

Тунисе 27 мая 1332 г. родился Вали-д-Дин Абд-ар-Рахман Ибн-Хальдун. В средневековых источниках к этим его именам добавляют еще четыре: аль-Хадрами, аль-Андалюси, аль-Магриби, аль-Малики. Первое означает, что его род уходит своими корнями в Хадрамаут, район на Аравийском п-ве, откуда начиная с VII в. распространились арабо-исламские завоевания, второе – что его сравнительно близкие предки жили в Арабской Испании (аль-Андалюс), третье – что он провел свою жизнь на Западе арабского мира, в Северной Африке, четвертое – что в последний период своей жизни он был маликитским кади, т. е. судьей.

Жизнь и деятельность Ибн-Хальдуна известны сравнительно полно. Он оставил нам свои воспоминания «Ознакомление с Ибн-Хальдуном и его путешествиями на Запад и Восток» (их называют также «Автобиографией»). В них, в частности, он описывает свою юность в Тунисе, и перед нами встает образованный и несколько тщеславный молодой человек из знатного рода, которого ждала традиционная для семейства Ибн-Хальдунов политическая карьера. Так, его дед был хаджибом эмира Абу-Фариса, правителя Бужи, одного из крупных городов Ифрикии, а эта должность была очень высокой по тем временам, ибо давала ее обладателю практически неограниченную власть в государстве. Но в 1348 г. умерли от чумы, охватившей весь север Африки (и Европу), родители Ибн-Хальдуна, и он был вынужден сам устраивать свою жизнь. Он стал простым писцом при дворе султана Туниса Абу-Исхака. Его скучной обязанностью было выводить слова «слава Аллаху и благодарение ему» на официальных документах. «Ничем подобным не занимались мои предки»,– с горечью вспоминает Ибн-Хальдун (5, 55; 58). Постепенно мемуары превращаются в дневниковые записи. Они отрывочны. Например, мы узнаем, что его жена и дети погибли во время путешествия по морю, а до этого о них ни слова. Это дневник политика, дипломата, куда заносятся краткие сведения о встречах и беседах с правителями, переворотах, кровавой борьбе за власть (на некоторых страницах «Автобиографии» по нескольку раз встречается фраза «такой-то был убит»). Этот дневник Ибн-Хальдун вел до самой смерти, которая наступила 16 марта 1406 г. Отрывочность дневниковых записей компенсируется свидетельствами современников. Об Ибн-Хальдуне писали его друзья, например гранадский визирь Ибн-аль-Хатиб; враги – например историк Ибн-Хаджар; ученики и самый выдающийся из них – историк аль-Макризи.

Существует довольно много современных исследований о жизни и деятельности Ибн-Хальдуна. Почетное место среди них занимает книга С. М. Бациевой «Историко-социологический трактат Ибн Халдуна „Мукаддима“» (см. 9).

Средневековые источники и сравнительные исследования современных авторов рисуют образ крупного политического деятеля XIV в. Начав карьеру простым придворным писцом, Ибн-Хальдун становится в дальнейшем личным секретарем султана Абу-Инана в Фесе, затем – специальным эмиссаром нового фесского султана Абу-Салима, посланником гранадского султана Мухаммада к королю Кастилии Педро Жестокому, наконец – хаджибом у султана Бужи Абу-Абдаллаха. Это была вершина политической карьеры Ибн-Хальдуна. Последние годы его жизни прошли в Каире, где он был судьей и преподавал законоведение в тамошних медресе. Его «Автобиография» пестрит именами султанов, эмиров, «узурпаторов», отымавших власть у «законных» престолонаследников, и т. п. Все они враждовали между собой, но это не мешало Ибн-Хальдуну служить им с одинаковым усердием. В конце жизни Ибн-Хальдун перешел на службу к Тамерлану (Тимуру), и только непредвиденные обстоятельства помешали ему перебраться в Самарканд, столицу завоевателя. Он вернулся в Каир, где умер и был похоронен.

Ибн-Хальдун переходил из лагеря в лагерь, делил славу с победителями и терпел поражения. Случалось ему и сидеть в тюрьме, находиться в ссылке. Не все поступки Ибн-Хальдуна вызывают у нас симпатию. Так, он дал Тамерлану описание Магриба, своей родины, хотя не мог не догадываться о причинах «любви к географии» великого завоевателя. В очень подробной и хорошо документированной биографии Ибн-Хальдуна С. М. Бациева отмечает, что в то время «не было такого государственного деятеля, который при первых признаках слабости своего государя не начинал бы искать более надежной опоры» (там же, 46). Справедливо также предположить, что мотивы поступков Ибн-Хальдуна коренятся в его представлениях о государстве, которые мы рассмотрим ниже. Здесь же только заметим, что Ибн-Хальдун относился к средневековому династическому государству и всем его пертурбациям как к чему-то естественному, природному, чего нельзя изменить. В его «Автобиографии» часто встречается выражение «атмосфера», которое он употребляет (возможно, впервые в истории) в переносном смысле. И все происходящее вокруг него он воспринимает как своего рода «атмосферные явления», к которым только нужно приспосабливаться. Немаловажно и то, что политическая власть являлась, как правило, ксенократией, т. е. ее представители были этнически чужды подданным. Поэтому для последних принципиальной разницы между правителями не существовало, все были одинаково хороши (или, что вернее, одинаково плохи).

Но эти соображения слишком общи. Ни они, ни многочисленные факты не раскрывают нам внутренний мир Ибн-Хальдуна, мотивы его поступков. Мир, в котором он жил, люди, с которыми он встречался,– все это за завесой времени. Любознательный читатель не удовлетворяется ни общими соображениями, ни сухими перечнями дат, имен и географических названий. Он стремится понять, каким человеком был Ибн-Хальдун, увидеть мир, окружавший его. Обратимся же к воображению, оно поможет нам собрать мозаику из разбросанных камешков – фактов. Попытаемся представить себе яркий эпизод из жизни нашего героя, скажем его встречи с Тамерланом, прозванным Железным, в 1400 г., во время осады Дамаска войсками завоевателя. Итак,

Встреча первая

К Ибн-Хальдуну входит Ибн-Муфлих, дамасский кади.

– Мир тебе, Ибн-Хальдун.

– И ты пребудь в мире. Как закончились переговоры?

– Как и следовало ожидать. Крепость должна сдаться, мы уплатим дань, а Тамерлан... Тамерлан обещает не пускать город на поток и разграбление. Ты единственный, кто остался здесь из свиты каирского султана Насира Фараджа, тебе я это и сообщаю.

– Теперь, следовательно, город будет принадлежать Тамерлану,– полувопросительно сказал Ибн-Хальдун.

Ибн-Муфлих вздохнул.

– Не все ли равно, кто будет нами править? Были ассирийцы, вавилоняне, персы. И великий Александр почтил наш город своим захватом. Потом были римляне, византийцы, арабы, монголы. А вот и татары пришли. Не все ли равно,– повторил Ибн-Муфлих.– Сейчас правят нами каирские черкесы-мамлюки, будут править ордынские татары!.. Да и Тамерлан ведь мусульманин, а не какой-нибудь идолопоклонник, да покарает его Аллах!..

– Кого – идолопоклонника или Тамерлана?– улыбнувшись, спросил Ибн-Хальдун. Ибн-Муфлих промолчал, только грустно усмехнулся в ответ.

– Но пришел я к тебе не затем, чтобы говорить о судьбе города,– продолжал Ибн-Муфлих.– Чему помогут наши речи? Аллах, всемогущ он и велик, ведет праведным путем, кого пожелает, а кого пожелает – погубит.

– На все воля Аллаха! – как эхо ответил Ибн-Хальдун.

Помолчали.

– Пришел я сообщить, что Тамерлан пожелал тебя видеть. Думаю, его лазутчики узнали, что ты здесь.

– Да поможет нам Аллах! – воскликнул Ибн-Хальдун.– Зачем я ему нужен?

– Не знаю. Не мог же я его спрашивать...

– Да-да...– Ибн-Хальдун задумался.– Как его величать? – спросил он.– Владыка мира? Или Царь царей? Или как-нибудь в этом роде?

– Нет,– ответил Ибн-Муфлих.– Он себя называет слугой Чингизидов. При нем сидит какой-то хан, но все время молчит – может, говорить ему нечего, а может, ему Тамерлан язык вырвал,– попробовал пошутить Ибн-Муфлих.– Это было бы похоже на Тамерлана. Ты не ошибешься, если будешь называть его Родившийся под Счастливой Звездой. Ему это нравится.

Берег небольшой реки Барада, что течет около Дамаска..

Очень жарко и сухо. Жухлые кустики ломкой серой травы. Ветер несет над землей волны мельчайшего серого песка.

Воины Тамерлана соорудили из копий и засаленных халатов укрытия для жарящихся на кострах бараньих туш. Но видно, укрытия эти мало помогают: кое-кто, уже начав грызть мясо, отплевывается от песка, который, перемешавшись с солью и перцем, покрыл куски баранины серо-черной коркой. Некоторые полощут рты мутно-белым от добавленной воды араком – виноградной водкой с анисом.

Среди множества шатров выделяется размерами и украшениями шатер Тамерлана.

– Меня вызывали. Мое имя Ибн-Хальдун.

Стражники не поняли. Один из них просунул голову в шатер и что-то сказал. Вышел переводчик в татарском халате.– Заходи, Тамерлан может уделить тебе немного своего драгоценного времени,– сказал он на плохом арабском языке.

Когда Ибн-Хальдун свыкся с темнотой, он увидел перед собой возвышение, застеленное коврами. На возвышении сидел, поджав под себя ноги, маленький человечек в халате с золотым шитьем.

Ибн-Хальдун упал лицом вниз на расстеленный у входа ковер. От ковра пахло бараньим жиром. «Стар я стал для политики,– подумал он.– Не та уже живость. Хватит ли сил подняться?»

– Встань и приблизься,– сказал Тамерлан через толмача.– Садись,– указал он кивком головы на место неподалеку от возвышения. Ибн-Хальдун повиновался.

– Так ты и есть тот самый Ибн-Хальдун? (Какой «тот самый»? Историк? Каирский кади? Бывший хаджиб? Основатель науки о политической власти? Или старый человек, объятый тревогой?)

– Да, о Родившийся под Счастливой Звездой. Я – Ибн-Хальдун.

– Ты живешь в Дамаске?

– О нет. Я чужд этому городу вдвойне. Моя родина – Магриб, а живу я в Каире.

– До меня дошли слухи, что ты знаешь Магриб. Так ли?

– Так, о Родившийся под Счастливой Звездой.

– Я желаю, чтобы ты описал Магриб так, будто я вижу его своими глазами. Сумеешь?

– Сумею, о Родившийся под Счастливой Звездой. Наука истории, которой я занимаюсь, подвластна мне. Осмелюсь сказать, что нет человека, знающего ее лучше меня. Все стремятся ее знать, ибо она содержит полезные сведения – о народах и владыках, путях и странах, оазисах и пустынях. Но никто не знает о том, что движет народами и владыками, что изменяет границы и пролагает новые пути...

– А ты знаешь? – усмехнулся Тамерлан.

– Изложи вкратце свое знание.

– Чем больше племя, тем больше его сила, тем больше царство, принадлежащее племени...

Тамерлан улыбнулся:

– Это я знаю!

– Кочевники могущественнее, чем оседлые жители городов, слабые и изнеженные, склочные и трусливые. И поэтому кочевники всегда побеждают горожан...

Тамерлан рассмеялся:

– И это я знаю!

– Нет больших народов, чем тюрки и арабы. И поэтому царства их самые большие...

Тамерлан расхохотался:

– Ты развеселил меня, человек, называющий себя историком! Все это мне известно!

– Но я еще не сказал, что кочевники, захватив города, создав царства, сами становятся горожанами. И еще...

Но Тамерлан уже не слушал его и что-то говорил переводчику.

– Ступай и пиши о Магрибе! – сказал толмач.

Встреча вторая

С утра Ибн-Хальдун отправился на городской рынок Хамидийя.

Деревянные крыши над узкими ры[...] улочками, переулками и тупиками укры[...] солнца золотые украшения халебских и дамасских ювелиров, персидские ковры, сафьяновые сапожки из Феса, фарфоровые флаконы с синдскими пряностями... Там, где крыша прохудилась, висели столбы света, упиравшиеся в серые стены.

Покупателей было мало. Многие лавки были закрыты. Ибн-Хальдун заметил, что цены упали на все, кроме золотых украшений и драгоценных камней. На них цены поднялись.

Ибн-Хальдун купил персидский ковер, четыре коробки египетской халвы. У переписчиков долго выбирал и наконец выбрал Коран, оправленный сафьяном.

Ворота города были уже раскрыты, и в них вливались, образуя заторы, гремя наколенниками и щитами, звеня лошадиной сбруей, всадники Тамерлана.

Тамерлан кивнул головой. Черный слуга подскочил к Ибн-Хальдуну и, взяв у него ковер, расстелил его перед Тамерланом. Тот поцокал языком в знак одобрения.

Коран Ибн-Хальдун решил передать сам. Он встал. Стража наклонилась вперед, готовая пронзить чужеземца копьями, сделай он лишнее движение.

Тамерлан тоже встал, чтобы принять подарок. Когда он стоял, было заметно, что одна нога у него короче, чем другая, но обе одинаково кривые; высовываясь из-под халата, они образовывали угол, близкий к прямому. Тамерлан положил Коран на голову («Во имя аллаха, милостивого, милосердного!..» – зашептали несколько мулл в стороне), потом сел, полистал книгу. Его деланной почтительности совсем не мешало то, что он держал Коран перевернутым.

– Соблаговоли также принять этот мой ничтожный дар,– сказал Ибн-Хальдун, отступив и передавая коробки приблизившемуся слуге.– Пусть жизнь твоя будет сладкой, как эти египетские сласти!

Слуга раскрыл коробку перед Ибн-Хальдуном. Он взял кусочек халвы и положил его в рот. (Заныл больной зуб, но Ибн-Хальдун не скривился: еще подумают, что сласти отравлены.) Слуга обнес всех присутствующих и поставил коробку перед Тамерланом. Тот, помедлив и убедившись, что никто не корчится в предсмертных судорогах, с удовольствием засунул в рот большой кусок халвы.

Все молчали, пережевывая халву. В шатер просачивался запах гари...

– Есть ли у тебя осел? – вдруг спросил Тамерлан, обращаясь к Ибн-Хальдуну.

Спроси его Тамерлан о Бураке, чудесном коне, что перенес Мухаммада в мгновение ока из осиянной божьим светом Медины в Аврушалим – Дом святости, где встретился Пророк со своими предтечами – Мусой и Исой 3
Моисеем и Иисусом.

Сыном Мариам,– спроси его Тамерлан о Бураке, и то бы меньше удивился Ибн-Хальдун. Переводчик, что ли, напутал? Но тот сидит, услужливо склонившись к Тамерлану, и взор его спокоен. Не дольше, чем хватило Бураку на путь от осиянной Медины до священного Аврушалима, думал Ибн-Хальдун и ответил:

– Есть у меня осел, Родившийся под Счастливой Звездой, если будет мне дозволено считать равноценными осла и ослицу, ибо есть у меня ослица.

– Продай ее мне,– молвил Тамерлан.

– Может ли быть выше награда, чем твое желание, обращенное ко мне, твоему ничтожному слуге. Возьми ее даром и позволь мне быть благодарным тебе, о Тимур, Родившийся под Счастливой Звездой!

Их разговор был прерван появлением Шах-Малика, который что-то сказал Тамерлану на ухо. Тот тяжело встал и вышел из шатра. За ним вышли все присутствующие.

Дамаск был охвачен огнем. Железный Тимур не сдержал своего обещания. Прищурившись, он долго смотрел на пылающий город.

– Иди ко мне в орду,– сказал он вдруг, обратившись к Ибн-Хальдуну.

– Нижайше благодарю тебя, о Родившийся под Счастливой Звездой.

Встреча третья

Ночь – пора горьких мыслей. Или – мыслей, облекающихся в призрачную плоть?

Ибн-Хальдун не один. В темном углу его комнаты, куда не достигает вздрагивающий свет масляного светильника, сидит Тень. Ибн-Хальдун вглядывается и постепенно различает детали: вот заискрилось, засияло золото парчового халата, блеснули хитрые глазки, в злом оскале высветились зубы. Да. Это он, Тамерлан. И здесь он не дает покоя.

– Что тебе нужно от меня, злодей? – восклицает Ибн-Хальдун. Но Тень молчит.

– Я вижу, ты ждешь от меня чего-то. Я все тебе отдал, что мог, я, бедный ученый, чье имущество – бумага и калам. Даже ослицу ты у меня выклянчил. И свободу мою хочешь отнять. Не соглашусь я тебе служить – ты меня убьешь. Я льстил тебе. Я боялся тебя и боюсь, а лесть – это сила слабых и оружие беззащитных. Я тебя величал «О Родившийся под Счастливой Звездой!» Твоя, что ли, в этом заслуга. И причем здесь звезда? Сила звезд – это сказки для глупых, тщеславных и жаждущих лести. Таких вот, как ты.

Ибн-Хальдун увлекается и забывает о Тени.

Нет дела до нас ни звездам, ни алому Марсу,
ни чистой Венере, что путь указует влюбленным в безлунные ночи.
Опутаны мы, как цепями, земными делами -
делами своими, делами чужими...
Упало зерно в борозду,
тучнеют стада на зеленых холмах,
меняла стирает монеты,
считая их в тысячный раз.
Вот пахарь склонился над плугом, а там
в бумаги зарылся писец утомленный,
а воин бряцает оружьем, пределы храня.
И все они связаны цепью:
одни без другого, как тело без членов.
И цены на рожь в Антиохии
большую силу имеют для жизни державы,
чем все констелляции, блеском покрывшие своды.
Движение круга гончарного более важно,
чем коловращение сфер...
Движение.
Круг.
И движенье по кругу...

Ибн-Хальдун замолкает на мгновение. Тень скалит зубы в темном углу.

Движение. Круг,– задумчиво повторяет он.– И движенье по кругу.
Лишь жизнь человека – летящая в бездну стрела.
И нет ей возврата: безумен стрелок и не видит он цели...

Ибн-Хальдун замолкает надолго, вспоминая о чем-то. О днях ли своей лихой молодости, когда летел он во главе конного отряда и трепетала у него за плечами белейшая куфийя... Или о прохладных сводах мечети в Бужи, где на страницах фолиантов змеилась вязь, подобно ручью в оазисе... Или о том, как на исходе ночи он вышел из крепости Банн-Саляма в пустыню, поставив последнюю точку в своей – он это знал – великой книге...

Немая Тень замахала руками, привлекая к себе внимание.

Теперь о тебе. Ты умрешь.
Есть у жизни предел. Наливается соком
трава, чтоб увянуть. И гроздь виноградная
полнится сахаром, чтоб умереть...
Надежда твоя на бессмертие – царство,
что тенью (да, тенью!) покрыло
народы и царства поменьше.
Могуче оно и широко раскинуло крылья. Не спорю.
Надежда твоя – это войско,
безжалостный меч и огонь.
Надежда твоя – это толпы рабов,
что строят бессмертье твое – монументы, мечети.
И тлен не затронет, ты думаешь, царства Тимура,
и будет оно возвышаться, бессмертье даря,
как лес монументов на теле округлом Земли?

Наука в России сформировалась и развивалась на традициях западной культуры. Поэтому о достижениях человечества в области философии, литературы и искусства мы судим в основном по западноевропейской культуре. По этой же «кальке» эпоха Возрождения у нас ассоциируется с Италией и ее великими мыслителями, поэтами и художниками. Между тем в период Возрождения вне европейского региона жили и творили мыслители, которые по уровню своих теоретических воззрений были ничуть не ниже европейцев. Показателен в этом смысле арабский философ, историк, экономист Ибн Халдун (1332, Тунис — 1406, Каир). Творчество Ибн Халдуна незаслуженно обойдено исследователями. Количество работ, посвященных учению этого мыслителя, можно сосчитать по пальцам. Между тем по глубине, широте и оригинальности своих взглядов Ибн Халдун не только не уступал, но в ряде случаев превосходил своих европейских современников.

В XIII-XIV вв. в государствах Северной Африки, как и в итальянских городах-республиках, происходит активизация экономической жизни. Развиваются ремесла, торговля. Возникают портовые города, устанавливаются экономические связи с Европой. Сдвиги в экономике способствовали появлению среди имущих классов значительного и влиятельного слоя богатых ремесленников и торговцев. Мировоззрение многих из них отличалось от традиционного религиозного сознания средневековья. В воззрениях Ибн Халдуна отразились новые тенденции и веяния, происходившие в арабских странах Северной Африки. В своем учении арабский мыслитель выражал интересы новых социально активных слоев имущего класса, выходцем из которого он и был. Однако многие философские, экономические, социальные идеи и мысли Ибп Халдуна по своей глубине и теоретической значимости выходят далеко за рамки его эпохи. «Его рассуждения, - отмечает X. Раппопорт, - напоминают философов истории XVIII-XIX вв. Многие страницы его труда кажутся написанными под влиянием Монтескье, Бокля и даже Карла Маркса» .

Основная историко-этнографическая работа Ибн Халдуна «Мукадима». Наибольшую теоретическую ценность, по оценкам исследователей, представляет «Введение» к этой работе, имеющее философско-исторический характер . Оригинальность и глубина мыслей Ибн Халдуна проявляются уже в понимании им предмета и задач истории. Философ выделяет два аспекта истории. С внешней стороны история есть предание, сообщение о прошлых поколениях. Со стороны внутренней сущности история, по мысли ученого, - это «установление достоверного, точное выяснение основ и начал всего сущего, глубокое знание того, как и почему происходили события» . Дистанцируясь от первого, наиболее распространенного подхода, автор указывает на приемлемость второй (его собственной) точки зрения. Поскольку задача истории - раскрытие сущности, определяющей все общественные явления, то ученый полагает, что история должна быть причислена к философским наукам. Ибн Халдун стремится не просто превратить историю в науку, но и создать теорию истории. То есть, по существу, речь идет о разработке философии истории. Нельзя не заметить, что взгляд арабского мыслителя на историю перекликается с идеями Гегеля. В то же время в трактовке предмета истории Ибн Халдун близок к Вольтеру и французским материалистам XVIII века. Подобно последним, ученый полагал, что историк должен заниматься изучением и объяснением общественного состояния нравов, семейного и племенного духа, сословных различий, преимуществ, отличающих одни народы от других. Для XIV века подобная трактовка задач и предмета истории была совершенно новым концептуальным явлением. Философ осознавал оригинальность своего подхода. «Я избрал не проторенную еще тропу и неизведанный еще путь написания книги... Я объяснил (различные) состояния общественной жизни и городского быта и существенные признаки городского общества» . «Эта наука, - поясняет Ибн Халдун, - ...имеет свой специальный объект, а именно цивилизацию и человеческое общество, сверх того она рассматривает различные предметы, которые могут служить к объяснению фактов, связанных с сущностью общества... Наши рассуждения представляют новую науку, которая получит значение как своей оригинальностью, так и громадностью пользы, которую она может принести. Мы ее открыли» . Можно предположить, что название своего знаменитого труда и стиль изложения Вико заимствовал у арабского мыслителя, конечно, при условии, что знал работу последнего. Вероятно, Ибн Халдун был первым, кто ввел в научный обиход понятие цивилизации. Философ увязывал возникновение и существование цивилизации с городом. В западноевропейской литературе термин «цивилизация» появился лишь в середине XVIII столетия (Тюрго, 1752; Мирабо, 1757; Фергюсон, 1759) . Европейские мыслители, в том числе и К. Маркс, также увязывали цивилизацию с феноменом городской культуры, с которым это понятие связано этимологически. Представляется, что Ибн Халдун был первым мыслителем, который посмотрел на исторический процесс с цивилизационной точки зрения и в соответствии с этим определил задачу истории не только в описании смены поколений общества, но и изучении цивилизационных особенностей различных народов.

Особенностью новой науки Ибн Халдун считает то, что она при объяснении цивилизации исходит из фактов, имевших место в обществе. Поэтому читатель, ознакомившись с историей прежних времен и народов, будет в «состоянии предвидеть события, которые могут случиться в будущем» . Отсюда, по мнению автора, полезность истории. Ибн Халдун детерминист. С его точки зрения, все явления в мире причинно обусловлены. Все подчинено определенному порядку и закону . Мир представляет последовательность переходящих друг в друга все более сложных тел: минералов, растений, животных, человека. Человек - высшая ступень мироздания, закономерно возникшая из животного мира и возвысившаяся над ним. Причем, согласно арабскому ученому, отличительными признаками человека являются разум и осознанная деятельность. «И ширился мир животных, и умножались виды их до тех пор, пока постепенно не появился человек, наделенный способностью к мышлению и рассудком, поднявшим его над миром обезьяны, которой свойственны сметливость и способность к восприятию, но которая лишена способности к мышлению и обдуманным действиям» . Важно отметить, что к специфической особенности человека Ибн Халдун относит труд, понимая под этим деятельность по добыванию средств существования. Философ поясняет, что деятельностный способ существования наблюдается у пчел и саранчи. Но у них эта деятельность обусловлена «безотчетным побуждением», а не способностью мыслить . Иначе, согласно ученому, деятельность человека - она носит целенаправленный, осознанный характер. Благодаря способностям мыслить и трудиться у человека возникают такие специфические виды деятельности, как наука и ремесла, окончательно отделившие людей от мира животных. По мнению Ибн Халдуна, различные виды деятельности играют не одинаковую роль в жизни человека. Человек постоянно нуждается в средствах существования, и Аллах указал ему путь добывания их. Поэтому трудовая деятельность как «необходимое и естественное» условие его существования важнее научных занятий, ибо они «менее необходимы». Этим автор объясняет, почему в его книге глава о добывании средств к жизни излагается раньше раздела о науке . Можно сказать, что, сознательно выдвигая на первый план трудовую деятельность, Ибн Халдун при описании общественной жизни, по существу, исходил из материалистического принципа. Разумеется, речь не идет о применении категориально оформленных принципов материалистической теории общества. Скорее всего философ руководствовался (здравым смыслом. Но даже в этом случае наивно-материалистические идеи Ибн Халдуна на общество на несколько столетий опережали свою эпоху. Уместно отметить, что, оценивая значение труда в жизни человека, Маркс в "Капитале» дает фактически ту же оценку. Труд, по Марксу, как созидатель средств потребления, независимо от своих общественных форм есть «условие существования людей, вечная естественная необходимость...» (выделено мной. - Л. М.) .

По мнению Ибн Халдуна, любое животное имеет часть тела, предназначенную для своей защиты. Человек уступает по силе многим животным и не обладает специальным органом защиты. Зато человек обладает мыслью и рукой, которые лишают животных своих преимуществ. Орудия, создаваемые рукой при помощи мысли, замещают человеку части тела животных, предназначенные для защиты. Так, копье заменяет рога, меч - острые когти, щит - толстую кожу и г. д. Эти размышления арабского ученого опять-таки перекликаются с идеями Маркса относительно значения искусственных органов человека, т. е. средств труда. «Так данное самой природой становится органом его деятельности, органом, который он присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом, вопреки Библии, естественные размеры последнего» .

К особенностям людей Ибн Халдун относит также общественный характер человека. Это, по мнению арабского мыслителя, обусловлено тем, что люди нуждаются в помощи друг другу, в противоборстве с природой, в добывании средств существования и создании орудий труда. Указывая на общественный характер человека, Ибн Халдун ссылается на Аристотеля. Но как представляется, арабский философ идет дальше греческого мыслителя, ибо увязывает общественный характер человека с его специфическим способом существования - трудовой деятельностью. Иначе говоря, труд у Ибн Халдуна является системообразующим фактором в обществе, а общественное разделение труда - причиной социальной дифференциации населения, о чем речь пойдет ниже.

С общественной жизнью людей философ увязывает еще одну особенность человека - потребность в правителе, и насильственной власти. «Существование человека в отличие от всех других животных невозможно без этого», - указывает автор «Введения» . Из особенностей человека Ибн Халдун выводит отличительные признаки человеческого общества. Таковыми являются царская власть, доход, науки и ремесла.

Одним из основных и теоретически важных положений арабского мыслителя является идея о том, что «различия в образе жизни людей зависят только от различия способа добывания ими жизненных средств» . Опять-таки невольно напрашивается параллель между идеями Ибн Халдуна и материалистической концепцией истории Карла Маркса. По существу, арабский ученый впервые в неявной форме выразил социологический принцип определяющей роли способа производства материальной жизни в функционировании и развитии общества. Видимо, это дало основание Ибн Халдуну утверждать, что в объяснении общественной жизни людей, различий в нравах, обычаях разных народов он избрал не проторенный путь.

Исходя из способа добывания средств существования, ученый делит все население государства на сельское и городское. Те, кто занимается земледелием и скотоводством, живут в сельской местности. Те же, которые заняты ремеслом, торговлей, искусством, являются горожанами. Иначе, общественное разделение труда обусловливает социальную структуру населения.

По мысли арабского философа, исторически сельская жизнь возникла раньше, чем жизнь в городе. Это определяется тем, что люди «начинают с того, что является необходимым и простым, а затем переходят к менее необходимому и насущному» . Вначале люди заняты добыванием средств существования для поддержания жизни. Затем вследствие развития труда возникают достаток богатство. Изменяются потребности человека, появляется интерес к качественной пище, дорогим платьям, высоким домам, водопроводу и т. д. Все это способствует возникновению ремесел, искусства, торговли и, в конечном счете, городов. Из учения Ибн Халдуна определенно следует, что появление городского населения, усложнение социальной структуры общества есть следствие развития труда, повышение его эффективности. Поэтому, как отмечает ученый, если сельский житель довольствуется только необходимым, то горожанин заботится о менее насущных вещах, о предметах роскоши, например, ибо доходы горожанина более обильные, чем селянина . Здесь в учении арабского философа четко просматривается идея экономического прогресса.

Таким образом, историю общества Ибн Халдун делит на два периода, отличающихся один от другого способом добывания средств жизни. Первый период связан с сельским образом жизни, второй - возникновением городского образа жизни. Переход общества от первого периода ко второму обусловлен экономическим прогрессом, повышением производительности труда.

Свидетельством того, что сельская жизнь древнее городской, Ибн Халдун считает существование у сельских жителей сильных кровнородственных связей. При переходе населения к городскому образу жизни эти связи ослабевают, а затем и вовсе исчезают. Переход этот сопровождается определенными изменениями в организации общества. Согласно Ибн Халдуну, в природе людей сосуществуют добро и зло. Но зла больше, если человек не руководствуется предписаниями Аллаха. В сельской местности от зла людей сдерживают кровное родство и вожди племен. В городе же от взаимной вражды людей удерживает насильственная власть правителя и государства. Государство, по мысли арабского философа, возникает в условиях сельской жизни в результате подавления воли соплеменников одним человеком. «Сущность царской власти, - пишет он, - когда отдельный человек достиг единовластия. Остальные члены племени дают себя унизить и поработить» . Автор, в отличие от античных мыслителей (Платон, Аристотель), выделял лишь одну форму государства - монархию. Соответственно двум историческим периодам общества Ибн Халдун указывает на две фазы в существовании государства. Первая фаза государства связана с сельской жизнью общества, вторая - с городской. Рассматривая более подробно эволюцию государства, ученый выделяет пять фаз в его существовании. Первая фаза - это фаза возникновения царской власти. Правитель здесь действует вместе со своим народом ради достижения общей славы, защиты и охраны страны. Интегрирующим фактором общества выступает кровнородственная связь.

Вторая фаза характеризуется тем, что правитель обособляется от народа и становится верховным владыкой над своими людьми, подавляя их стремление пользоваться этой властью сообща.

Третья фаза - это фаза спокойной жизни, когда собирают плоды царствования. Это, по мысли философа, высший этап развития государства, его расцвет. Это последняя фаза, когда правитель обладает всей полнотой власти.

Четвертая фаза - время умиротворения. Правитель пытается не враждовать с соседями и довольствоваться тем, что создали его предшественники.

Наконец, пятая фаза - это период растрат и расточительства. Правитель теряет все, что собрали его предки. На этой фазе наступает старость династии и ею овладевает затяжная болезнь, от которой она не может избавиться и погибает. Цикл эволюции государства, таким образом, завершается, а дальше все начинается сначала .

Идеи исторического циклизма Ибн Халдун явно перенял у античных мыслителей. Но в то же время у него есть нечто новое, чего не было у его предшественников и современников. В концепции арабского философа каждая фаза в эволюции государства представляет качественно особое состояние общества, имеющее свои специфические признаки. Соответственно и люди, живущие на каждом историческом этапе, отличаются друг от друга своими особыми чертами, сформировавшимися под влиянием специфических условий этой фазы. Нравы людей, указывает Ибн Халдун, «складываются под влиянием специфических условий, кои окружают человека» . Как видим, арабский ученый задолго до французских материалистов пришел к теоретически очень важному выводу о влиянии условий на формирование человека. Необходимо отметить также, что в трактовке условий, влияющих на человека, между Ибн Халдуном и французскими материалистами есть существенное различие. Если большинство из последних писали о влиянии на человека общественного сознания, то первый к условиям относил преимущественно материальные факторы: состояние экономики страны, географическую среду.

Со времен античности вплоть до восемнадцатого века в западной философии существовала традиция отождествлять общество и государство. Концепция Ибн Халдуна не следует европейской традиции. С его точки зрения, государство и власть суть формы общественной жизни, а подданные - материя . Такое разграничение государства и общества, как представляется, далеко не случайно. Это позволяет автору рассмотреть исторический процесс в трех аспектах. Можно условно их обозначить как экономический (смена способа добывания средств существования или смена укладов жизни), политический (смена фаз государства) и социально-этнический (смена династий). Первые два аспекта исторической концепции Ибн Халдуна были уже рассмотрены, остановимся на третьем. Как и у многих античных мыслителей, концепция исторического циклизма арабского философа опирается на идею исторического антропоморфизма. «...Все явления в обществе, такие как сельская и городская жизнь, власть и подданные, ограничены определенным возрастом так же, как отдельный человек» . Длительность жизни династий совершенно равна длительности жизни отдельного человека, и так же, как человек, она растет, пребывает в состоянии застоя и приходит в упадок» . По мнению Ибн Халдуна, продолжительность жизни династий соответствует естественному возрасту человека, что составляет 120 лет . Средний возраст одного поколения равен среднему возрасту взрослого человека. При среднем возрасте взрослого человека, равном сорока годам, получается, что продолжительность жизни династии не выходит за пределы трех поколений. Первое поколение сохраняет в себе все признаки сельской жизни с ее дикостью и суровостью. Люди первого поколения отличаются смелостью, воинственностью, а также единством, обусловленным кровным родством. Во втором поколении возникает царская власть, растет благосостояние и люди переходят к городскому укладу жизни. Здесь же царская власть трансформируется, возникает единовластие, человек приучается к покорности и послушанию, чувство кровного родства постепенно исчезает, и люди уже служат власти за жалованье. Меняется и образ жизни: от унижений - к изобилию и роскоши. Но во втором поколении сохраняются многие черты первого поколения: честолюбие, стремление к славе, готовность к защите своей страны. По мысли автора, эти признаки прежней сельской жизни люди третьего поколения теряют напрочь. У них нет былого честолюбия и взаимной поддержки, ибо утрачена кровная связь. Они избалованы изобилием, у них сильна любовь к роскоши. Они потеряли способность отстаивать свои требования и защищать себя, поэтому подчиняются сильной насильственной власти и ищут защиты у нее. Но сама власть, имея таких подданных, не в состоянии защитить себя от врагов. В этом случае правитель вынужден обращаться к помощи мужественных наемников. Но и это не спасает династию, которая все более хиреет и приходит в упадок. «Дряхлость, - пишет Ибн Халдун, - может наступить и одолеть династию без прихода завоевателей. И если бы было совершено нападение, не нашелся бы ни один защитник. Когда приходит срок гибели династии, это совершается без промедления» . Вместе с гибелью династии приходят в упадок города, гибнет государство. Таким образом, исторический цикл существования династии завершается. В концепции арабского философа исторические циклы имеют строго необходимый объективный характер. Словом, это объективный закон движения общества.

Учитывая, какое значение в истории общества Ибн Халдун отводит городам, можно сказать, что его циклическая концепция - это, по существу, первая теория цивилизаций, на что совершенно справедливо указывал Раппопорт .

Особенностью цивилизационной концепции Ибн Халдуна является то, что исторические циклы в ней не имеют абсолютно замкнутого (закрытого) характера. Он признает момент преемственности между погибшей и новой династиями. Основатель династии в новых обстоятельствах перенимает обычаи предшествующей. Так, согласно философу, арабы переняли у персов уклад жизни .

При исследовании исторических циклов ученый особое внимание уделяет укладу жизни. По его мнению, чем совершеннее уклад жизни, тем богаче страна, тем сильнее государство. Но поскольку выбор уклада зависит от царской власти, то все «богатство от царской власти» . Различая государство и общество, Ибн Халдун не противопоставляет их, учитывая их единство. «Богатство подданных зависит от богатства государства; богатство же государства, в свою очередь, находится в зависимости от богатства и численности подданных» .

Если определить главную концептуальную особенность учения Ибн Халдуна, то можно сказать, что в своих исходных положениях это материализм. Разумеется, речь не идет о строго научной, категориально четко сформулированной непротиворечивой теории. У арабского мыслителя, наряду с гениальными для той эпохи идеями, немало наивных, а порой просто ошибочных суждений. Тем не менее в учении Ибн Халдуна материализм, как исходный принцип подхода в понимании общества и истории, четко просматривается. Это проявляется прежде всего в выделении материальных факторов как определяющей причины существующих различий между странами и народами. Материальные факторы являются также определяющими признаками в выделении разных этапов истории общества. Вероятно, учение Ибн Халдуна можно определить как исторически первую, а потому и наивную форму материалистического понимания общества.

Ибн Халдун выделяет два рода материальных факторов, влияющих на жизнь общества: географическую среду (климатическую зону) и уклад жизни, обусловленный способом создания средств существования.

В середине века арабские мыслители различали на Земле семь климатических зон, которые назывались климатом. В целом эти зоны делились на умеренные и неумеренные. Умеренный климат в третьей, четвертой и пятой зонах. Жители этих зон, куда ученый относит население Магриба, Сирии, Ирака, Китая, христианской Западной Европы, строят каменные дома с украшениями, широко используют орудия и различные приспособления в своей жизни. Мерой обмена у них являются драгоценные металлы: золото и серебро. Согласно Ибн Халдуну, население неумеренного климата (это первая, вторая, шестая и седьмая зоны) строят дома из глины и тростника, питаются растениями, одежду носят из листьев деревьев или шкур, а то и обходятся без одежды. Мерой обмена у них служат медь, железо, шкуры. Такому уровню развития соответствуют и их нравы, которые «близки к нравам бессловесных животных». Эти этнографические характеристики народов в некоторой степени напоминают идеи французского историка XVI века Жана Бодена. Как и Боден, Ибн Халдун явно симпатизирует жителям умеренного климата. Но в отличие от французского мыслителя арабский историк при описании особенностей жителей разных зон явно акцент делает на различиях в уровнях их (социально-экономического) развития. Если согласно Бодену, природные особенности людей, их нравы непосредственно зависят от географической среды, то по Ибн Халдуну, эта связь опосредована образом жизни. Климат определяет различие в образе жизни, образ жизни - различие в питании, а питание - различие в телосложении, нравах, умственных способностях и т. д. Хотя философ указывает на значение образа (уклада) жизни в возникновении этнических особенностей народов, тем не менее его взгляды в принципе не выходят за пределы географического детерминизма и вульгарного материализма. Но даже такой подход в эпоху позднего средневековья был большим научным шагом вперед.

По мнению Ибн Халдуна, климат влияет не только на образ жизни, но и на цвет кожи людей. Этим он объясняет черный цвет кожи суданцев - жителей неумеренного южного климата. Философ критикует существующие религиозные взгляды, согласно которым суданцы - потомки Хама, а цвет их кожи есть следствие того, что они были прокляты своим праотцом. По мнению арабского философа, объяснять общие этнические признаки народа тем, что оно потомство того или иного лица, - это ошибка, обусловленная игнорированием сущности явления.

Другим материальным фактором, определяющим существование различий между странами, в учении Ибн Халдуна выступает уклад жизни. Это понятие несет основную нагрузку в объяснении особенностей народов, городов, династий. «Многие думают, - пишет историк, - будто богатство Египта происходит оттого, что. в земле этой запрятаны сокровища... Но причина состоит не в этом, а в том, что уклад жизни в Египте и Каире совершеннее, чем в городах Магриба, и благодаря этому положение их лучше...» Автор критикует также астрологические объяснения богатства народов Востока расположением звезд. Причина богатства, по мысли философа, в совершенстве уклада жизни этих стран . Автор не признает существенных различий в природе человека Востока и Запада. Определенное превосходство жителей Востока над жителями неумеренной зоны Запада объясняется им за счет городского уклада жизни, который позволяет людям заниматься сложным ремеслом, искусством, наукой. Иначе, избыточный характер труда позволяет удовлетворять и развивать потребности, выходящие за пределы насущного. Таким образом, умственные и психические способности людей, по мнению ученого, обусловлены социально-экономическими факторами.

Ибн Халдун специально не разъясняет, что он понимает под укладом жизни (или образом жизни), но из контекста работы можно сделать вывод, что речь идет о способе производства, по терминологии автора, «о способе добывания средств существования». Конечную причину процветания и богатства общества ученый видит в труде. «Состояние... общества, его богатство и процветание зависят только от труда и стараний людей в приобретении благ» . Если, отмечает Ибн Халдун, люди не будут трудиться ради приобретения средств существования, то опустеют рынки, будут рушиться города и люди рассеются по другим странам. Причина расцвета городов, государств и их династий - большое количество труда жителей . Сведение конечной причины существования различий между обществами к труду позволило Ибн Халдуну впервые показать экономическую составляющую исторических циклов. Вернее было бы сказать, что экономические циклы, в концепции арабского мыслителя, являются основой (и причиной) исторических циклов, т. е. возникновение, расцвет, упадок и исчезновение определенного уклада жизни ведут к появлению, развитию, затем старению и исчезновению определенных городов, государств и династий.

Ибн Халдун выделяет две разновидности труда: труд основной, предназначенный для создания средств жизни, и труд избыточный, который в противоположность основному труду расходуется преимущественно на создание или приобретение роскоши и богатства . Представляется теоретически важной идея Ибн Халдуна об избыточном характере общественного труда. По мнению философа, в одиночку человек не в состоянии добывать себе средства к жизни. Поэтому люди объединяются и помогают друг другу. «То необходимое, - пишет Ибн Халдун, - что добывает группа людей, помогая друг другу, удовлетворяет потребность значительно большего количества людей, чем они сами... Количество труда объединившихся людей превышает количество, необходимое для удовлетворения насущных потребностей работающих» . Иначе, выражаясь языком диалектики, количество переходит в качество. Общественный труд, согласно ученому, имеет избыточный, самовозрастающий характер. На эту же особенность коллективного труда указывал и К. Маркс в «Капитале», правда, пять столетий позже .

Активизация экономической жизни в Северной Африке, зарождение там товарно-денежных отношений не прошли мимо внимания Ибн Халдуна. Общественный характер труда и общественное разделение труда способствуют все более активному обмену произведенных вещей через рынок, где продукты труда обнаруживают свое стоимостное содержание. В этой связи ученый предпринимает экономический анализ труда и хозяйственной жизни общества.

Всякий труд, по мнению Ибн Халдуна, проявляется как стоимость. Соответственно и всякий доход, приобретенный в результате труда, есть стоимость труда . И если увеличивается количество труда, то возрастает и его стоимость. Благодаря возрастанию количества труда (стоимости) умножаются доходы и богатство населения в виде необходимых вещей, жилищ, удобств, услуг и т. д. Ученый разъясняет смысл основных экономических понятий («доход», «достояние», «богатство», «предметы потребления» и т. д.), которыми он оперирует. Но, к сожалению, у него нет дефиниции труда, не показано, как определяется стоимость самого труда. Тем не менее, Ибн Халдун четко проводит идею о прямой зависимости между количеством труда и его стоимостью. Чем больше количество труда, тем выше его стоимость. Интересна также мысль автора о более высокой стоимости сложного труда по сравнению с простым. «Труд некоторых ремесел, - пишет арабский экономист, - включает в себя труд других (ремесел): так, плотничество использует изделия из дерева, ткачество - пряжу, и (таким образом) труда в обоих этих ремеслах больше и его стоимость выше» . Приведенные положения Ибн Халдуна удивительно напоминают размышления Маркса при его исследовании стоимости простого и сложного труда . Известно, что проблема соотношения простого и сложного труда относится к числу теоретически сложных и слабо разработанных. В этом контексте постановка названной проблемы (пусть даже не в явной форме) уже в XIV веке свидетельствует о глубокой теоретической проницательности Ибн Халдуна . Если обобщить размышления Ибн Халдуна о значении труда в обществе, то их можно свести к следующему: почти все, что человеком приобретается, потребляется, создается его трудом. Общественный труд избыточен. Поэтому в процессе труда создаются не только необходимые средства к жизни, которые тут же потребляются, но и предметы, вещи, которые превращаются в богатство и достояние людей. Стоимость приобретенных предметов равна стоимости вложенного в них труда. Соответственно и цена предметов определяется количеством затраченного на них труда . Словом, в концепции арабского экономиста труд, по существу, выступает как субстанция стоимости. Исходя из такого понимания значения труда, ученый определяет стоимость не только созданных человеком вещей, но и самого человека. «Цена каждого человека, - пишет Ибн Халдун, - это то, что он может хорошо делать, то есть его ремесло есть его цена, а именно - стоимость его труда, который создает ему средства жизни» . Нетрудно увидеть в этих размышлениях ученого истоки господствовавшей на Западе в эпоху развитого капитализма теории «экономического человека». Конечно, было бы проявлением неоправданной и несправедливой требовательности к Ибн Халдуну критиковать его за односторонний, сугубо экономический подход к человеку. В условиях позднего средневековья эти взгляды арабского философа были гигантским шагом вперед. Уже одно признание труда (а не души, как традиционно было принято) в качестве сущностного признака человека говорит в пользу такого вывода.

Учение Ибн Халдуна о труде как основе стоимости дает веские основания усомниться в правильности существующей в науке точки зрения о времени возникновения трудовой теории стоимости . Уместно отметить, что в некоторых работах видных экономистов-физиократов, в которых излагается трудовая теория стоимости, фактически повторяются мысли малоизвестного арабского ученого . Думается, однако, что корректировка общепринятой точки зрения относительно основателей названной концепции нисколько не принизит теоретическое значение трудов У. Петти, А. Смита, Д. Рикардо, Ф. Кенэ, А. Тюрго и других известных экономистов XVIII века.

Поскольку труд, по Ибн Халдуну, - необходимое условие существования людей, то изменения в обществе определяются изменением в сфере труда. Состояние общества, его богатство и процветание зависят, по мнению Ибн Халдуна, только от труда. Поэтому исторические циклы в его концепции коррелируют с изменениями в сфере труда.

Как уже отмечалось, согласно учению Ибн Халдуна, первой исторической ступенью общества является общество с сельским укладом жизни. Сельский уклад, по мысли арабского экономиста, является самым древним, «он идет от Адама», и он соответствует природным способностям человека. Сельский труд - это преимущественно разновидность основного труда, ибо позволяет людям приобретать лишь необходимые средства для жизни. Как пишет Ибн Халдун, целью родового сообщества являются государство и власть, а целью сельских жителей - городская жизнь . Возникновение царской власти (и государства) способствует усовершенствованию сельского уклада жизни и, соответственно, сельского труда, что, в свою очередь, приводит к появлению излишков добываемых средств существования. Возникает ремесло - второй, более сложный, по мнению автора, вид труда, а затем и торговля - третий, естественный для человека способ деятельности. Появление их означает, что в обществе, наряду с основным трудом, возникает избыточный труд, который расходуется на создание богатства, предметов роскоши. Сельские жители постепенно привыкают к водопроводу, высоким домам и другим удобствам городской жизни. Сельский уклад жизни постепенно трансформируется в городской. Растет и численность населения. Вместе с увеличивающимся числом городских жителей увеличивается количество (и стоимость) избыточного труда, что ведет к возрастанию богатства и роскоши. По мнению Ибн Халдуна, степень избыточности труда зависит от численности жителей, поэтому в больших городах жители богаты, а в малых почти так же бедны, как в селах. Рост численности населения городов ведет к повышению спроса на дорогие жилища, одежду, утварь и т. д. Растут и цены. В конечном итоге экономическая жизнь достигает такой точки, когда расходы населения оказываются больше их доходов. Жители городов постепенно разоряются, беднеют, нищают. То же происходит и с государством. Пытаясь покрыть свои возрастающие расходы, власть повышает налоги. Но налоги и различные незаконные поборы, как отмечает автор, вызывают очередной рост цен, «ибо торговцы включают в цену товара все, что они расходуют, в том числе и средства своего существования, так что и поборы входят в цену товара» . (Вот уж, действительно, ничто не ново под луной. - Л. М.) Возрастающая дороговизна ведет к еще большему обнищанию горожан и падению спроса на дорогой труд ремесленников. Государство слабеет, дряхлеет и умирает. Городам грозят запустение и разорение, пока они вновь не переживут свою юность в пору расцвета новой династии и нового государства.

Как следует из размышлений Ибн Халдуна, городской уклад жизни - это высшая (и последняя) ступень развития общества, после которого начинается социально-экономический регресс. Но еще при экономическом подъеме городов, по мысли Ибн Халдуна, происходит трансформация нравственности. Городской образ жизни (изнеженность, роскошь и т. д.) приводит к изменению человеческой природы. Иначе, из концепции Ибн Халдуна следует, что в историческом процессе экономический и нравственный прогресс не всегда совпадают. Постепенно нарастающая духовная деградация общества в конечном счете приводит к экономическому упадку, гибели государства, падению династии. «Если мы хотим уничтожить какое-ни- будь население, - пишет философ, - мы заставим тех, кто живет в том благополучии, вести безнравственную жизнь. Тогда приговор над ними становится справедливым и мы уничтожим их совершенно» . Важно отметить, что, согласно Ибн Халдуну, исторический цикл завершается одновременно полной потерей человеком своей сущности. «Если человек испорчен во всех отношениях, то погибла его человеческая сущность и он совершенно меняется» . Это означает потерю человеком своей способности к разумному мышлению (действию) и к труду. Между тем, согласно арабскому ученому, именно эти два сущностных признака отличали первых людей, с которых, собственно, началась история. Потеря указанных способностей не может не вести к гибели общества, ибо люди теперь не имеют возможности выбирать для себя полезное и защищаться от вредного, они не в состоянии заботиться о себе, о своих нуждах .

Уместно отметить, что Ибн Халдун особо подчеркивает пагубность для человеческой сущности не только утраты способности к труду, но и всякое небрежение к труду .

В концепции арабского экономиста прослеживается одна очень важная, как представляется, идея. Если развитие и расцвет городов вызывают рост потребительства, то само потребительство, превратившись в основополагающий принцип жизни общества, ведет к его гибели . Вывод - бесперспективность существования общества, целью которого является потребительство. Упадок и гибель такого общества, согласно Ибн Халдуну, происходят с фатальной неизбежностью. Понятно, что концепция Ибн Халдуна есть философская рефлексия эпохи и новых формирующихся тенденций. Очевидно также, что философ не был свидетелем ни гибели новой цивилизации, которую он описывал, ни даже ее глубокого кризиса. Поэтому идея гибели этой цивилизации навеяна скорее всего его отношением к негативным тенденциям зарождающегося капитализма. В последующем развитии капитализма симптомы его болезни стали все более очевидными. Это заставляло очень многих мыслителей самых разных эпох искать альтернативу капитализму. Здесь достаточно сослаться хотя бы на К. Маркса и Ф. Энгельса или на русских религиозных философов: Вл. Соловьева, Н. Бердяева, С. Булгакова и многих других.

Вернемся, однако, к взглядам арабского мыслителя. Но какова альтернатива городского уклада жизни, который он отвергал? Чувствуется, что автор в некоторой степени симпатизирует сельским жителям (мужественны, смелы, не развращены богатством и т. д.). Однако ни классовое чутье философа, ни исторический опыт человечества, ни его исходные теоретические принципы не давали оснований ему сделать выбор в пользу уходящего в историю феодализма. Отсюда идея циклизма. Городская (буржуазная) цивилизация гибнет. Исторический цикл завершается на этом, чтобы возникнуть снова.

Философ резко критикует субъективный идеализм, алхимию и астрологию как ошибочные убеждения и вредные для общества занятия. Он довольно критически оценивает роль в обществе богословов, религиозных философов, которые заняты абстрактными, оторванными от жизни проблемами и потому не способны к управлению государством.

В своей работе Ибн Халдун нередко упоминает Аллаха, тем не менее он не допускает вмешательства Бога в исторический процесс. Поэтому философ не считает правильным объяснение причин социальных явлений ссылкой на действие скрытых сверхъестественных сил. «Мы вообще ничего не можем утверждать о существовании того, что недопустимо чувственному восприятию, кроме того, что свойственно человеческой душе, например, во сне. А все остальное - дело недопустимое (человеку)!» Этот материалистический сенсуализм непосредственно связан с главной идеей ученого о материальных условиях жизни как важнейшем факторе общественных явлений.

Итак, подведем итоги. Учение Ибн Халдуна весьма содержательно по теоретически значимым идеям. К их числу следует отнести мысль о единстве человека и общества, человека и истории, выделение человечества и его истории как самостоятельного предмета философского исследования и т. д. Эти идеи, как представляется, обусловлены предшествующей философией. Однако значительно большую научную ценность имеют мысли и выводы самого Ибн Халдуна. К ним относятся определение предмета и задачи истории (философии истории) как науки, идея об обусловленности образа жизни, нравов, этнических признаков материальными факторами, в частности географической средой. Но безусловно гениальным для XIV века было открытие автором нового метода исследования общества, основанного на признании зависимости социальных явлений от способа деятельности людей, каким они обеспечивают свое существование. Философ осознавал, что его новый, материалистический, метод исследования позволяет вскрывать сущность социальных и исторических процессов. Это и давало ему основание говорить о своем исследовании как о новой науке. Материализм Ибн Халдуна проявляется и в его подходе к труду как сущностному признаку человека и как системообразующему фактору общества. Теоретически важной также является мысль арабского философа об избыточном характере общественного труда как основе социального прогресса. Оригинальность концепции Ибн Халдуна проявляется и в том, что он впервые, насколько мне известно, предпринял попытку проанализировать исторические циклы с экономической точки зрения. Автор «Prolegomena» демонстрирует, таким образом, способности не только глубокого философа, оригинального историка, но и талантливого экономиста. К заслугам экономиста Ибн Халдуна следует отнести создание им основ трудовой теории стоимости, анализ природы денег, описание функций денег (золота и серебра) как меры стоимости, средства платежа, обмена и накопления сокровищ. Интересны также размышления ученого об изменении конъюнктуры цен на рынке на различных этапах исторического процесса.

Актуальными и по сей день являются мысли арабского философа о труде как способе существования человека, как источнике богатства и процветания общества. Исторический прогресс, по идее Ибн Халдуна, сопряжен с развитием способностей людей к труду и ростом их потребностей. Поскольку труд и разум есть сущностные признаки человека, то исторический прогресс, согласно ученому, сопровождается изменением человеческой сущности. Можно сказать, что в концепции Ибн Халдуна исторический процесс оказывается проявлением (выражением) человеческой сущности. Правда, автор придерживается циклической теории исторического процесса. Поэтому исторические циклы в его учении есть этапы изменения человеческой сущности - становления, развития, упадка (дряхлости) и гибели.

Конечно, любая научная концепция, если она подвергается теоретическому анализу через шесть веков после ее создания, не может быть совершенной. Но несмотря на свои недостатки, учение Ибн Халдуна было большим шагом вперед в развитии социальной науки вообще, формировании научной концепции исторического процесса в особенности. Можно согласиться с Раппопортом, что «ни классический, ни христианский средневековый мир (добавим еще от себя - ни эпоха Возрождения, включая философию XVIII века. - JI . М.) не в состоянии предъявить хотя бы приблизительно чего-нибудь подобного по отношению к широте взглядов...» Можно предположить, что именно в этом разгадка малоизвестности. Идеи, опережающие время на сотни лет, не понятые эпохой и не востребованные обществом, не могут сделать известными их автора, даже если он трижды гениален. Несмотря на свою малоизвестность, учение Ибн Халдуна дает основание сегодня отвести ему по справедливости одно из высоких мест среди творцов философии истории

См.: Григорян С. Н. Прогрессивная философская мысль в странах Ближнего и Среднего Востока IX-XIV вв. // Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока IX-XIV вв. М., 1961. I

Халдун Ибн. Введение // Избранные произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока IX-XIV вв. М., 1961. С. 559.

Целью городской жизни Ибн Халдун считал приобретение все в больших количествах роскоши и богатства. Поэтому этот уклад, по мысли автора, способствует застою и упадку. См.: Цит. соч. С. 592-595.

Арабский мусульманский философ, историк, социолог. Критик неоханбализма.

Родители - выходцы из Андалусии. Изучив в родном городе Тунисе Коран, хадисы, право, грамматику, пиитику, служил у султана Абу-Инана в Фесе. Придворные интриги заставили его уехать в Испанию (1362); здесь он составил трактат по логике и несколько стихотворений; по поручению гранадского султана, вёл

переговоры о мире с Дон-Педро Кастильским. Позже Ибн-Хальдун был письмоводителем у повелителей тунисского и фесского. С 1382 г. он жил в Каире, занимая должность профессора, а затем верховного кади (шариатский судья) маликитов. Честность доставляла ему много врагов, так что несколько раз его смещал

и, но потом опять призывали на должность. Когда Тамерлан вторгнулся в Сирию (владения египетского султана), Ибн-Хальдун, по словам Ибн-Арабшаха, сопровождал туда своего повелителя, сумел очаровать Тамерлана своим обращением и был отпущен в Каир на ту же должность верховного кади (1400).

Ибн Халду

н прославился как историк. Его сочинение «Китаб ал-Ибар…» («Книга назидательных примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших с ними на земле») состоит из четырёх частей: 1) введение в историю («Мукаддима» ["Пролегомены", «Введение»]), 2) история от создания мира до Мухаммада, 3) ар

абы в Африке и Испании и берберы, 4) мелкие мусульманские династии Египта и Азии. «Мукаддима» образует самостоятельный трактат. Содержание её: смысл истории, значение исторической критики и приемы её, источники исторических ошибок; географический обзор земного шара, мысли о физическом и нравственном

влиянии климата и почвы на людей; способы познания истины; эволюции форм семейной, общественной и государственной жизни; развитие экономическое и умственное; разложение государства; значение труда в благосостоянии государства; обзор различных отраслей ремесел и искусств; классификация наук. Автор н

е чужд предрассудков своего века, но все же «Мукаддима», по справедливости, считается замечательным произведением.

Пиризаде перевёл «Мукаддиму» на турецкий язык, переработав её в стилист. отношении. Катрмер напечатал весь текст в «Notices et extraits» (tt. XVI-XVIII, Пар. 1858); полный французски

й перевод: «Prolegomenes» (Париж 1862); восточное изд. - Каир (2-е, 1886) и Бейрут (1882). Вторая часть издаваема была аббатом Арри (по-араб. и итальян.). Третья часть обстоятельно разобрана Рено (Reinaud): «Memoire sur les populations de l’Afrique septentrionale, leur langage, leurs croyances et le

ur etat social» (в «Nouv. annales des Voyages», 1858, февр.); арабск. издание «Hist. des Berberes» (Алжир 1847 и 1851) и франц. перев. (1852-1856, 4 тома). Четвёртая часть издана в извлечениях Noel des Vergers: «Histoire de l’Afrique sous la dynastie Aghiabide et de la Sicile sous la domination musu

lmane» (Париж 1841); о крестовых походах - изд. и пер. Торнберга: «Narratio de expeditione Francorum» (Упсала 1841, в «Академ. Зап.»). Полностью издан весь труд Ибн-Хальдуна в Булаке (Каир; 1867, 7 т.).

Jac. Graberg di Hemso, «Notizia» (Флор. 1834).

Alfr. v. Kremer, Ibu.-Ch. und seine Kulturges

chichte der islamischen Volker. Wien, 1879.

«Autobiographie d’Ibn-Kh.» («Journ. Asiat.», 1844).

Les Prolegomenes, trad. par de Slane, nouv. ed., t. 1-3. P., 1934-38.

Histoire des berberes et des dynasties musulmanes de l’Afrique…, trad. de l’arabe par de Slane, v. I-4, nouv. ed., P., 1925-56.

The Muqaddimah…, transl. from the Arabic by F. Rosenthal, v. 1-3, N. Y., .

Lacoste Y., Ibn Khaldoun…, P., 1966.

Fischel W. J., Ibn Khaldun in Egypt. A study in islamic historiography, Berk. - Los Ang., 1967 (библ.).

Введение (фрагменты) // Избранные произведения мыслителей стран Ближне

го и Среднего Востока. IX-XIV в. М., 1961.

Ибн-Хальдун. Пролегомены к «Книге поучительных примеров и дивану сообщений о днях арабов, персов и берберов и их современников, обладавших властью великих размеров» // Мировая экономическая мысль: Сквозь призму веков: В 5 т. Т.1: От зари цивилизации до ка

питализма / Ред. Г. Г. Фетисов.; Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова, Благотвор. фонд «Благосостояние для всех». - М.: Мысль. - 2004. - 718 с. - (250 лет Московскому Государственному Университету им. М. В. Ломоносова.) - ISBN 5-244-01039-5

Иванов Н. А. «Китаб аль-Ибар» Ибн Халдуна как источник по

истории стран Северной Африки в XIV в. // Арабский сборник. М., 1959.

Бациева С. М. Историко-социологический трактат Ибн Халдуна «Мукаддима». М., 1965.

Игнатенко А. А. Ибн-Хальдун. - М.: Мысль, 1980. - 160 с.

Араби Б. Ибн-Хальдун - основоположник арабской социологии // Социологические исследо

«ЗАКОН ИБН ХАЛДУНА»

К ЧЕМУ МОЖЕТ ПРИВЕСТИ РОСТ КОРРУПЦИИ
И СИЛОВОГО ПРИНУЖДЕНИЯ В РОССИИ

Розов Н.С. Закон Ибн Халдуна. К чему может привести рост коррупции и силового принуждения в России // Политический класс. 2006, 16.

Тревожные тенденции политических, экономических и социальных изменений в России показывают неадекватность привычных схем их осмысления (через понятия «модернизация», «общество с переходной экономикой», «реформы», «укрепление государства» и т.д.). Начали действовать какие-то глубинные механизмы, которые, подобно мощным вихрям, захватывают поведение людей со всеми их мотивациями, интересами, установками и идеями.

Речь идет, прежде всего, о неуклонном росте давления государственного класса (чиновничества и силовых структур) на бизнес, общественные и политические движения, СМИ, образовательные учреждения. В политической социологии хорошо известны десятки концепций функционирования и развития правящих групп, начиная от теории элит Вильфредо Парето, концепции политического класса Гаэтано Моски и учения о рациональной бюрократии Макса Вебера. Особенности «габитуса» отечественного политического класса показывают, что европейские «концептуальные одежды» узковаты для фигур современных российских руководителей, чиновников и «силовиков» с их могучими аппетитами и безоглядной жаждой наживы. Более адекватными, как это ни странно, представляются модели, построенные на основании наблюдения за сменой правящих группировок в средневековом Египте.

Речь идет о малоизвестном в отечественной науке авторе Ибн Халдуне (Вали ад-Дин ‘Абд ар-Рахман Ибн Мухаммад Ибн Халдун, 1332 – 1406). С 1354 года он занимал посты секретаря и посла у многих правителей Магриба и Испании. С 1382 года стал верховным судей в Египте. Главное интеллектуальное достижение Ибн Халдуна - книга «Ал-Мукаддима» (Введение к «Большой истории»). В ней д ано вполне научное социодинамическое объяснение циклов смены династий, в основе которого лежит анализ сложного взаимодействия политических, военных, морально-психологических, экономических, географических, климатических и иных факторов.

Ясно, что аспекты и факторы средневекового египетского общества радикально отличаются от современных российских. Однако сам взгляд средневекового египтянина оказывается весьма проницательным, а подход к учету множественных причинных связей и циклических закономерностей - вполне современным и поучительным. Неудивительно, что идеи Ибн Халдуна сейчас развиваются и уточняются в математическом моделировании зарубежными и отечественными авторами .

Причины роста и падения асабии

Ключевое понятие в концепции Ибн Халдуна – «асабия» (воздержимся от заносчивого эзотеризма востковедов, «асабиййа» которых неорганична для русского языка). Петр Турчин и Андрей Коротаев вслед за английскими переводчиками трактуют асабию как «коллективную солидарность». Учитывая перечень коннотаций этого понятия (отвага, воодушевление, сила духа, справедливость, честь, чувство собственной правоты), будем понимать асабию скорее как воинственную сплоченность и далее использовать термин без перевода. «Асабия» Ибн Халдуна не совпадает, но вполне сопоставима с такими понятиями классической и современной социологии, как «нравственная сила» Эмиля Дюркгейма, «харизма» Макса Вебера, «пассионарность» Льва Гумилева и «высокая эмоциональная энергия» Рэндалла Коллинза .

Высочайший уровень асабии Ибн Халдун находит у бедуинов, живущих суровой, полной опасностей жизнью. У группы, приходящей к власти, асабия сходит на нет через 4 – 5 поколений. Вследствие этого царство рушится, и к власти приходит новая династия с высоким уровнем асабии.

Причины упадка асабии состоят в следующем. Лидер захватившей власть группы стремится монополизировать славу победы и, соответственно, право властвовать. Он ведет жесткую борьбу с теми, с кем совсем недавно был равным или почти равным. Приспешники рекрутируются из низов, чтобы у них не возникало лишних амбиций. Система власти иерархизируется. Место прежнего содружества с высокой асабией занимает наемничество, которому отнюдь не присущи самоотверженность и сплоченность.

Другая причина заключается в естественном стремлении правителей к роскоши (в современных терминах – к престижному потреблению). Роскошь утверждает статус и власть. Поскольку для нижестоящих чиновников высшим образцом для подражания являются властители, а сами властители не могут допустить, чтобы кто-то из подчиненных превосходил их в роскоши, то тяга к престижному потреблению быстро передается сверху вниз и снизу вверх. Привычка к роскошной жизни естественным образом, особенно при смене поколений, ведет к смещению мотивации на сохранение во что бы то ни стало достигнутого уровня и качества жизни. Жажда покоя «размягчает» души и снижает уровень асабии. Кроме того, поскольку роскошь и покой правителей прямо зависят от сохранения власти, тостремление сохранить ее любой ценой становится довлеющим. Не только интересы рядового населения, но даже стабильность общества и самого государства подчиняются этим мотивам.

Динамика численности и аппетитов знати

Упадок асабии – важнейшая, но не единственная причина разложения власти и государства. В сложную сеть причин у Ибн Халдуна включены также экономические, природно-климатические и демографические факторы. екоторые из этих зависимостей оказалось возможным даже эксплицировать в математических моделях, характеристики которых сопоставляются с известными историко-демографическими и историко-хозяйственными данными.

Так, в основу базовой «ибнхалдуновской» модели П.Турчин положил следующие положения. Пока доход от ренты, приходящийся на одного члена элиты, превышает минимально приемлемый (для «достойного существования» и воспроизводства представителя правящего класса), государство и элиты живут в гармонии. Однако если численность представителей элиты вырастает до такого уровня, что их душевой доход падает ниже этого минимума, элита становится неудовлетворенной и начинает черпать недостающее из части казны, предназначенной на необходимые административные и военные расходы.

В своей расширенной модели Турчин исследует зависимость динамики численности населения от способности элит к принудительному изъятию ресурсов уже у самих производителей благ. Если династии сменяют друг друга, то р ост рядового населения замедляется, но эффект этот не очень велик. Результаты моделирования показывают, что снижение численности рядового населения тем более выражено, чем успешнее знати удается извлекать из него продукт его труда .

Коротаев отмечает: «Существенным достижением П. В. Турчина явилось то, что, основываясь на некоторых наблюдениях Ибн Халдуна, ему удалось математически описать, как население может испытывать флуктуации (лат. колебания, выход системы из состояния равновесия. – ред. ) с периодом порядка 90 лет на уровне заметно более низком, чем потолок несущей способности земли» . Сам Коротаев развивает эту линию исследования, включая в рассмотрение природные флуктуации, накопление и траты запасов. Общий вывод таков: «…Рост престижного потребления элиты приводит к тому, что даже в благоприятные годы всего избыточного продукта оказывается недостаточно для покрытия потребностей разросшейся и (вполне по Ибн Халдуну) пристрастившейся к роскоши» элиты .

В качестве первого примера (см. рис.1) рассмотрим интерпретацию причин упадка асабии у захватившей полноту власти династии, о которой речь шла выше.

Рис.1. Причины упадка асабии по Ибн Халдуну

пунктирные – разрушающие связи).

Ибн Халдун также отмечает, что неудержимый рост численности и аппетитов знати ведет к истощению казны, росту неправедных поборов, далее – к торможению хозяйственной активности населения, ослаблению армии и мятежам (см. рис. 2).

Рис. 2. Негативные эффекты роста численности и аппетитов знати по Ибн Халдуну.

Численность и аппетиты знати и приспешников приводят также к сокращению запасов продовольствия, что в голодные годы обусловливает массовый голод, мор, вымирание населения, что также ослабляет экономику, силу армии и лояльность населения (см. рис.3).

Рис. 3. Негативное влияние роста численности и аппетитов знати на продовольственную безопасность страны и лояльность населения.

На всех приведенных тренд-структурах имеются замкнутые контуры обратной связи. Однако система отнюдь не является равновесной и саморегулирующейся. Дело в том, что при снижении реального могущества правящей династии вовсе не наступает снижение численности и аппетитов знати и приспешников. Соответствующие связи блокируются, более того, включаются механизмы, ведущие к усилению негативных тенденций и приближающие распад системы. Дело в том, что, чувствуя опасность потери могущества, правящая династия предпринимает действия, направленные на укрепление своей славы и значимости в глазах населения и других держав, а также на укрепление авторитета в глазах приспешников. Как именно это проявляется?

Слабеющая, но пытающая удержать власть правящая группа:

– начинает монументальное строительство («правитель расходует свою энергию на <…> строительство монументальных сооружений, гигантских строений, больших городов, и высоких построек»),

– пытается повысить дипломатический престиж страны («дары благородным посольствам из других держав и племен» Там же),

– одаривает своих приспешников,

– демонстрирует силу и благоденствие («он устраивает смотры своим войскам, хорошо им платит и выплачивает им в полном объеме ежемесячное содержание, что проявляется в [роскоши] их одеяний и блеске их вооружения, что производит впечатление на дружественные династии и устрашает династии враждебные» Там же).

Ясно, что такого рода мероприятия, с одной стороны, действительно легитимируют династию и на некоторый срок продлевают ее правление, но с другой стороны, будучи крайне затратными, усугубляют подспудный кризис и содействуют более глубокому и разложения сокрушительному коллапсу власти в дальнейшем.

Ибн Халдун в своих рассуждениях приходит к следующему выводу. Попробуем сформулировать соответствующий «закон Ибн Халдуна». Правящий класс, достигший полной монополии власти, с течением времени разрастается и увеличивает свои потребности, что снижает его способность адекватно реагировать на истощение общественных ресурсов, упадок хозяйственной активности, обнищание и деградацию населения, утрату могущества. В этих условиях попытки демонстрации мощи и благоденствия перед внешними соперниками и своим населением, подкуп приспешников могут отсрочить, но не могут предотвратить крах режима и смену власти.

Между прочим, в этой формулировке нет уже ничего специфически средневекового, арабского или египетского. Этот «закон» может быть использован в дискуссиях по широкому кругу исторических вопросов, в том числе и для объяснения реалий современной России .

В чем слабость данного «закона», так это в недостаточной специфированности условий его применения. Даже если монополизация власти ведет к росту численности и аппетитов властителей и их приспешников, к снижению способности адекватно реагировать на возникающие трудности, сомнительно, что во всех таких случаях неизбежен коллапс и смена правящей группировки. История военно-аграрных империй, абсолютистских и авторитарных государств дает много примеров достаточно длительных периодов относительной стабильности. По-видимому, в этих случаях вмешиваются некие дополнительные факторы, ограничивающие проявление классических «ибнхалдуновских» закономерностей. Для прояснения этого сложного вопроса обратимся к более общей модели исторической динамики.

Универсальная модель исторической динамики

Данная модель применима к весьма многим историческим эпохам, в которых периоды относительной стабильности перемежаются периодами конфликтов, кризисов, бурных спадов и (или) подъемов. В самой модели внимание фокусируется на периодах нестабильности, для описания сложной и альтернативной динамики которых объединяются понятия и схемы Арнольда Тойнби (вызов-ответ), Чарльза Тилли (механизмы мобилизации), Грэма Снукса (динамические стратегии), Кеннета Боулдинга и Эрвина Ласло (транссистемные переходы) и некоторые другие (факторы исторической динамики, социальный резонанс, мегатенденции «лифт» и «колодец»).

Фрагмент этой модели, актуальный при решении поставленных выше вопросов, кратко описывается так. В фазе стабильности вследствие действия и накопления эффектов базовых факторов динамики происходит рост (в частоте и амплитуде) сбоев и трудностей в комплексах рутинных процессов (режимах), что увеличивает до критической степени уровень дискомфорта для более или менее влиятельных групп населения. Это явление концептуализируется как тойнбианский вызов, за которым следует тот или иной ответ (превалирующая направленность решений и коллективной деятельности).

Рассмотрим три типа ответов. Адекватные нейтрализующие ответы в значительной степени тормозят или даже блокируют дестабилизирующее действие факторов динамики и возвращают к фазе стабильности на более или менее длительный срок – до возникновения новых напряжений и вызовов.

Адекватные компенсаторные ответы теми или иными способами снижают дискомфорт и на некоторое время возвращают систему в фазу стабильности. Поскольку деструктивные факторы продолжают действовать, то следует ожидать повторения вызовов, а те же ответы в новых условиях могут оказаться уже неадекватными и способствовать дестабилизации.

Неадекватные ответы, как правило, ведут к эскалации конфликтов и углублению кризиса (вплоть до системного кризиса – всестороннего и уже исключающего возврат в фазу стабильности). Кризисная ситуация, по сути дела, также является вызовом , но более серьезным, заключающим в себе больше дискомфорта и рисков. Если на кризис, то есть ряд усиливающихся вызовов, не находится адекватного ответа, эскалация конфликта вызывает мегатенденцию «колодец» (множество взаимосвязанных контуров положительной обратной связи между тенденциями упадка), когда уже любые действия только ускоряют распад прежней системной целостности.

Нетрудно заметить, что в сформулированном выше «законе Ибн Халдуна» учитывается последний негативный вариант, ведущий к распаду и смене властвующей группировки. Любопытно, что действия правителей, направленные на утверждение своей власти, демонстрацию мощи и благоденствия являются до некоторого момента адекватными компенсаторными ответами (повышают внешнюю и внутреннюю легитимность и продлевают стабильное состояние), но затем, при изменившихся условиях, те же ответы оказываются уже неадекватными, провоцируют конфликты, кризисы и коллапс системы. Назовем это явление эффектом переключения связей.

Кроме того, нельзя исключать возможности нахождения более или менее эффективных нейтрализующих ответов, которые в течение исторически длительного периода будут блокировать деструктивное действие факторов динамики (напряжений).

Россия: незримый рост кризисогенных тенденций

В современной России при видимой стабильности подспудно накапливаются факторы будущих вызовов и кризисов. Просматриваются несколько циклических контуров такого накопления.

Фискально-коррупционный контур запущен внушительным ростом государственных силовых и контролирующих ведомств и структур (налоговая полиция, таможенная служба, ФСБ, МВД, прокуратура, пожарная, санитарная инспекции и т.д.). Следует признать, что государственным силовым структурам к началу 2000‑х гг. в основном удалось если не уничтожить, то существенно ослабить прежнее раздолье криминального рэкета и «крышевания». Зато повсеместное развитие получили «службы безопасности», обычно напрямую связанные с государственными силовыми структурами (часто выполняющими роль «верховной крыши») и нередко имеющие контакты с криминальными группировками . По сути дела, рынок охранных услуг перешел в руки государственных или окологосударственных «силовиков», которые естественным образом восприняли ценностные и поведенческие стереотипы этого «бизнеса». Теперь у этих «силовых бизнесменов» появились государственные ресурсы принуждения (от налоговой проверки и наложения штрафов до возможности личного ареста, ареста банковских счетов и конфискации имущества через суд). Даже если кто-то и отказывался от появившихся заманчивых возможностей, быстро находились те, кто не отказывался. «В условиях высокой автономии и рыночного спроса любая организация, имеющая преимущества в использовании насилия, будет заниматься силовым предпринимательством» .

Складывается многоуровневая и весьма сплоченная силовая олигархия (термин Михаила Делягина) и псевдогосударственный рэкет (рэкет – поскольку поборы и требования «вступить в долю» осуществляются не на правовой основе, а путем шантажа, псевдогосударственный – поскольку хотя и ведется от лица государства, но обеспечивает прежде всего интересы личного и группового обогащения «силовиков» и чиновников).

Системные последствия роста этих явлений хорошо известны: незащищенность собственности, блокирование инвестиционной и инновационной активности граждан, иногда – свертывание бизнеса, ставшего нерентабельным. Увеличенме масштаба таких явлений вызывает в свою очередь замедление и остановку экономического роста (в перспективе - вытеснение отечественного бизнеса даже с российских рынков), сохранение бедности и блокирование роста среднего класса, наконец, сокращение налоговой базы и возможные проблемы с наполнением бюджета при ухудшении конъюнктуры цен на экспортируемое сырье. (Заметим в скобках, что при проведении некоторых прозрачных аналогий, например, «урожайные-голодные годы» и «конъюнктура мировых цен на энергоносители», данный контур деградации вполне вписывается в логику «ибнхалдуновских» построений).

Поскольку традиционный рефлекс российской власти «при истощении казны – вытрясти недоимки» представляется отнюдь не преодоленным, при подобном развитии событий следует ожидать дальнейшего «укрепления государства» – роста полномочий силовой олигархии , который замыкает цикл.

Социально-антропный контур объединяет факторы роста социальной напряженности и протестного поведения с факторами деградации «человеческого капитала» страны (от предприимчивости и профессионализма до здоровья и репродуктивной способности).

Мы много говорим об обнищании и массовой бедности населения, но важнейшим фактором социальной напряженности является не сам уровень жизни, а видимый громадный разрыв, воспринимаемый как несправедливый и безнадежный. Вряд ли можно утверждать, что уровень жизни беднейшей части российских граждан более низок, чем средний уровень в СССР 50-60-х гг.Но тогда у людей, живших в бараках, подвалах и коммуналках, обычно без какой-либо бытовой техники (кроме радиоприемника и утюга), преобладали не протестные, а весьма оптимистичные, жизнеутверждающие и лояльные к власти настроения. Видеть же рядом богатство и роскошь, до которых, сколько ни трудись, не дотянешься, - вот основная причина социальной напряженностии готовности участвовать в массовых акциях протеста.

В свою очередь, эти факторы, с одной стороны, поддерживают отчуждение личности от государства, массовое укрывательство доходов и увеличение сектора теневой экономики, с другой стороны, напротив, – ставку на иждивение и «сильное (читай, авторитарное) государство», которое прижмет богатеев инаградит беднейших. Любопытно, что оба эти, казалось бы, противоположные следствия работают на один и тот же фактор – дальнейший рост влияния и активности чиновничье-силовой олигархии, запускающий рассмотренный ранее фискально-коррупционный контур .

Социальная фрустрированность вкупе с широко известной незащищенностью собственности и низким уровнем профессиональной отдачи из-за бремени поборов существенно воздействует на массовую психологию. Выделим такую переменную, как конкурентно-рыночная направленность в деятельности и саморазвитии личности. При ее высоких значениях человек стремится стать профессионалом, активно ищет нишу для реализации своих способностей, ориентируется на рынке труда, способен к инновациям и готов к самоизменению. При низких значениях этой переменной (депрессивно-иждивенческий и люмпенский типы) человек наотрез отказывается учиться и переучиваться, накапливает обиду и агрессию, в молодости легко поддается влиянию леворадикальных, националистических и даже фашистских идей, в зрелом возрасте склонен к ностальгии по «прошлому величию», легко подвержен болезням или алкоголизму. Как едко пишет Лев Гудков: «Дело не в самом усилении традиционализма, а в том, что он представляет собой одну из версий общественной примитивизации, понижающей структуры идентичности, заметной в самых разных сферах - от сентиментального желе масс-медиальной попсы до зависти и злобы в отношении "олигархов", до пустоты идеологии утраченного национального величия, сохранившейся лишь как предмет эксплуатации политтехнологов и электорально-партийных пиаровцев» .

Мы привыкли сравнивать себя с европейцами, но более отрезвляющим было бы сравнение с турками и китайцами, к которым у русских сохраняется некое остаточное пренебрежение. Однако уже по засилью китайских и турецких товаров на наших рынках можно смело судить о гораздо более высоком уровне конкурентно-рыночной ориентированности широких слоев турецкого и китайского населения, чем российского. В наших столицах и крупных промышленно-торговых центрах есть слой достаточно активных и адаптирующихся к рынку труда 20-35-летних молодых людей, но в целом ситуация представляется весьма плачевной.Побочные, но массовые следствия низкой конкурентно-рыночной ориентированности – алкоголизм, наркомания, криминализация, рост экстремизма, девиантное поведение, плохое здоровье, высокий уровень смертности. Все эти явления изымают человеческий ресурс из экономики и увеличивают нагрузку на государственные службы, в конечном счете - на бюджет. Разумеется, значительные выделяемые из бюджета средства на социальные нужды в условиях «приватизированного государства» не избегают «распилов». Таким образом, социально-антропный контур смыкается с фискально-коррупционным.

Наконец, нельзя оставить без внимания контур, который условно назовем демографо-геополитическим . Низкая рождаемость в современной России обусловлена низкой социальной адаптированностью (соответственно, низкой конкурентно-рыночной направленностью) значительной части населения, неуверенностью в завтрашнем дне, ожидаемыми высокими затратами на содержание, лечение и образование детей. Этот фактор вместе с высокой смертностью (особенно мужской) и миграционными потоками с Востока на Запад создает уже опасное демографическое отставание от жителей бурно развивающегося Китая, планомерно заселяющих приграничные российские земли. Средняя Азия и Кавказ также являются постоянными источниками легальной и нелегальной иммиграции. Естественное желание русских жить среди своих ускоряет их вымывание из мест, заселяемых этнически и культурно чуждыми пришельцами. Пока еще силовые и экономические рычаги находятся в руках россиян, но указанные демографические процессы неуклонно ведут к конфликтам (подобных событиям во Франции осенью 2005 года) и увеличивают опасность отпадения территорий от России.

Отметим принципиальное отличие излагаемого подхода от любых теорий заговора и поверхностного морализаторства. Теория заговора предполагает, что ухудшение ситуации происходит из-за сознательно чинимых козней заморских врагов в союзе с внутренними предателями. Морализаторы сетуют на упадок совести, патриотизма, нравственности и ответственности правящих элит.

Рассмотренные выше контуры неуклонно ухудшают ситуацию и могут быть названы контурами деградации. Но они являются не результатом злого умысла и упадка нравственности, но результатом незапланированного действия издержек, причем издержек, усугубляющих сами напряжения - причины возникновения дискомфортов и вызовов.

Действительно, вытеснение к концу 1990-х годов государственными структурами рэкетерских и бандитских «крыш» с рынка силовых услуг можно было считать адекватным и эффективным ответом на вызов криминализации. Однако непредусмотренные негативные последствия – превращение самих государственных силовых структур в псевдогосударственный рэкет усугубили давление на бизнес. Нельзя не согласиться с обвинениями в упадке честности и совестливости представителей новой чиновничье-силовой олигархии. Важно только понять, что сам уровень морали – это переменная, прямо зависящая от социальных условий, возможностей и ограничений для реализации обычных человеческих потребностей (материальное благополучие, престиж, влияние). Если условия таковы, что достичь всего этого можно только резко снизив прежние нравственные ограничения, то большинство их снижает, и только одиночки, «дон кихоты», борются, нередко ломаясь или погибая.

Примерно таким же образом можно доказать, что ключевые факторы, обусловливающие контуры деградации, – разрыв в доходах, снижение рождаемости, оголение восточных окраин страны, снижение конкурентно-рыночной ориентированности – являются не результатом чьего-то злого умысла, а естественными издержками тех ответов, которые люди в сложившихся условиях дают на возникающие вызовы.

Видимость стабильности

Пусть расцвет, ожидавшийся на взлете перестройки, не наступил, но в целом ситуация в России не кажется крайне опасной и, тем более, безнадежной. Действительно, указанные выше факторы и контуры имеют место и даже действуют, но жизнь продолжается, а если судить по количеству иномарок на российских дорогах, по количеству русских туристов на турецких, египетских и европейских курортах – жизнь в стране не так уж и плоха. Об этом же свидетельствует и трактовка серьезными аналитиками значительного расширения сектора торговли в России за последние годы .

Главная причина сохраняющегося видимого благополучия хорошо известна. Стабилизирующую роль играет выгодная пока конъюнктура мировых цен на нефть. Причем экспортные доходы питают немалую часть средних слоев, обслуживающих сырьевую олигархию и сливающуюся с ней чиновничье-силовую олигархию.

При этом следует учесть, что вышеуказанные контуры еще только раскручиваются. Будучи смягчены «нефтяной подушкой», они усиливают свое действие медленно и малозаметно, но при ухудшении конъюнктуры будут проявляться все рельефнее и жестче.

Как же будут далее разворачиваться события? Смело можно сказать, что совокупное действие всех указанных контуров ведет к социально-политическому, экономическому кризису, вероятно усугубленному межэтническими конфликтами и геополитической напряженностью. Как долго продлится кризис, насколько он будет глубок и к каким последствиям приведет – этого рассчитать из представленной модели нельзя. Зато можно предложить несколько основных сценариев развития ситуации в стране в качестве «идеальных схем».

Сценарий 1:
межэлитный конфликт и революция

Весьма красочным образом представляет этот сценарий Михаил Делягин: «Наиболее вероятный катализатор революционного взрыва - грызня группировок силовой олигархии за власть и контроль за финансовыми потоками (возможно, усугубленная техногенными катастрофами, спровоцированными алчностью и безграмотностью реформаторов). Неспособность решить судьбу захваченного "Юганскнефтегаза" доказывает, что эта грызня может блокировать решения, важные даже для коллективного выживания силовой олигархии.

В силу особенностей корпоративной культуры эта грызня предусматривает как прямые удары по враждебным группировкам, так и провоцирование их на самоубийственные действия без учета последствий для страны. Ради возможности выплеснуть грязную воду вместе с чужим младенцам представители разных групп силовой олигархии, похоже, вполне способны запалить собственный дом» .

Как видим, здесь речь идет о межэлитном конфликте - необходимость которого для социальной революции была показана в классической работе Т. Скочпол.

«Дополнительным дестабилизирующим фактором, вероятно, станет использование "ручных экстремистов" (от части скинхедов и жириновцев до специально создаваемых "штурмовых отрядов", в качестве зародыша которых можно рассматривать свежесозданных "нашистов"). Помимо запугивания интеллигенции, боевики, вероятно, будут своими действиями компрометировать оппозицию. Подобные забавы способны "раскачать лодку" даже в нормальных условиях. Тем более они опасны сейчас, когда население запутано и озлоблено откровенным безумием правящих ею пиарщиков, испытывает кризис самоидентификации и деградирует по всем показателям - от медицинских до интеллектуальных. Сложные хаотические игры, в которые играет сама с собой силовая олигархия, уже лишает ее контроля за инициированными ею же процессами» .

Готовность власти к жесткому применению насилия (о чем свидетельствуют события в Благовещенске) исключает возможность мирного «оранжевого» переворота. «Власть превратится в символ осточертевшей, разложившейся и на тысяче примеров доказавшей свою опасность бюрократии и будет растерзана (в наименее культурных центрах – возможно, не только политически, но и физически)» .

Ради чего жертвы? Принимая во внимание предрасположенность большей части российского населения к авторитаризму и национализму, вследствие эскалации насилия к власти, в конце концов, придут вовсе не защитники прав человека, гуманистических ценностей и демократических принципов государственного управления. Поэтому реализация революционного сценария «по полной программе» – с распадом государства и истреблением нынешней, пусть и тысячу раз виновной «элиты» – никак не может считаться желаемым или даже приемлемым. Является ли он неизбежным? Сам Делягин по-прежнему считает неминуемым системный кризис в 2007 – 2009 годах, но уже воздерживается от апокалиптических прокламаций января 2005 года.

Системный кризис действительно грядет, поскольку действуют рассмотренные выше контуры деградации, смягчаемые пока «нефтяной подушкой». Однако, эти контуры пока еще не складываются в мегатенденцию «колодец» (когда падение в массовое насилие и революцию уже неостановимо). Каковы же факторы, способные удержать относительный социальный порядок даже в условиях кризиса?

Первостепенное значение имеет уровень консолидации самой власти , в том числе чиновничьей и силовой олигархии, ее способность из чувства самосохранения ограничить свои аппетиты, подавить междоусобную «грызню», особенно с привлечением насилия, иными словами - предотвратить межэлитный конфликт. Централизованность систем подчинения в силовых структурах и вынужденная лояльность назначенных губернаторов на первый взгляд затрудняют эскалацию межэлитного конфликта. Однако, ситуация может оказаться сложнее и требует эмпирического политико-социологического анализа.

Определяющими здесь являются два фактора: уровень обоюдного насилия со стороны власти и протестных движений и уровень консолидации оппозиции.

Формально имеется четыре сочетания, но в действительности они могут сливаться и перерастать друг в друга.

Сценарий 2:
кровавое подавление мятежа и тоталитарная реакция

К наиболее тяжелым, кровопролитным и трагическим последствиям может привести высокая консолидация оппозиции, делающей ставку на насильственное свержение власти (большевистский вариант). Такая агрессивная оппозиция обречена на провал, а при высоком уровне насилия – на физическое уничтожение властью. После этого следует ожидать долгого и тягостного режима реакции с восстановлением многих черт тоталитаризма. Утешает только крайне малая вероятность подобного развития событий вследствие того, чтонасильственная революционная борьба в нашей стране дискредитировала себя, а лидеры оппозиции понимают реальную расстановку сил (наличие со времен Ельцина гигантских внутренних войск, морально готовых стрелять по «экстремистам»).

Сценарий 3:
подавление разрозненных протестов и замораживание ситуации

Высокий уровень обоюдного насилия при разрозненных протестных движениях только укрепит авторитарный характер власти и авторитет силовых структур. Политическая ситуация будет на некоторое время заморожена, но вследствие продолжения действия кризисогенных контуров следует ожидать нового витка волнений – сопровождающегося либо еще бо льшим применением насилия (сценарий 2), либо большей консолидацией мирной оппозиции (сценарий 4), либо сочетанием этих явлений в разных регионах (в Москве и крупных культурных и промышленных центрах больше шансов на объединение мирной оппозиции, в депрессивных районах, на Северном Кавказе вероятны вспышки обоюдного насилия).

Низкий уровень насилия протестных выступлений при разрозненной оппозиции не представляет политической опасности для правящей группировки, но дает ей шанс скорректировать свою политику. Насколько успешно ей удастся смягчить действие кризисогенных контуров, настолько и удастся отсрочить следующий виток кризиса.

Сценарий 4:
появление мирных и консолидированных оппозиционных сил

Несмотря на очевидную идеологическую, культурную и классовую разнородность, тактическое объединение оппозиционных политических сил и движений возможно как раз вследствие их подавления правящей группой (во главе с президентской администрацией и партией власти). Если при этом будет достигнут консенсус относительно мирного характера будущих действий и преобразований, необходимости совместного давления на власть и принуждения ее к переговорам, а также относительно общей цели: восстановления нормальной политической борьбы с контролем равенства возможностей и ограничением административного и медийного ресурса, если у правящих групп хватит ума отступить от властной монополии и не восстанавливать против себя общество, то политическая ситуация в стране радикально изменится. Это не даст гарантий выхода из кризиса, зато предоставит хороший шанс для нахождения правильного пути.

Само усиление влияния оппозиции внесет важные коррективы в действие кризисогенных факторов, прежде всего, будут ограничены аппетиты и несправедливые поборы чиновничье-силовой олигархии. Если же результатом политического торга между властью и оппозицией станет признание необходимости защиты собственности и пресечения «налогового террора» (термин из президентского послания Федеральному Собранию 2005 года), то сам этот моральный фактор непременно станет стимулом для оживления экономической активности с соответствующими позитивными последствиями по всем контурам причинных связей (см. выше).

Из четырех основных сценариев два промежуточных (второй, «тоталитарная реакция», и третий, «замораживание») не ведут к новым возможностям и альтернативам, но только оттягивают реализацию первого или четвертого. Указанные фискально-коррупционный, социально-антропный и демографо-геополитический контуры будут продолжать свое действие, усиливать друг друга, приближая и углубляя системный кризис.

При истреблении оппозиции и тоталитарной реакции вероятно продолжение применения насилия уже внутри победивших властных структур, что приведет к эскалации межэлитного конфликта и социальной революции (см. сценарий 1). При более мягком варианте «замораживания» ситуации (втором издании брежневской эпохи) будет больше шансов для объединения и подъема мирной оппозиции (сценарий 4). Далее оказывается, что долговременные стратегии и программы развития имеет смысл обсуждать только в расчете на последний, четвертый сценарий (если разразится насильственная революция, проблемы будут совсем иными).

Есть ли в России сколько-нибудь обоснованное видение долговременной социально-экономической перспективы, позволяющее предложить стратегии развития в расчете на общественное признание и согласие элит?

Макроэкономическая стратегия – гладко на бумаге

Оказывается есть. Речь идет о докладе Андрея Белоусова (внештатного советника премьер-министра и руководителя Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования), посвященном анализу взаимосвязи множества социальных, экономических и демографических трендов в среднесрочной перспективе. Практические выводы из своего доклада Белоусов сделал в кратком манифесте, опубликованном в журнале «Эксперт»: «Бизнес-идея состоит из двух взаимосвязанных частей. Первая - выделение в структурообразующих секторах элементов, которые составляют сравнительные преимущества российской экономики, и их капитализация - превращение в источник роста добавленной стоимости и в объект для инвестирования. В экспортно-сырьевом секторе это, безусловно, запасы углеводородов и, с некоторой условностью, леса. Во внутреннеориентированном - высокотехнологичный и научно-исследовательский потенциал, а также аграрный потенциал (по абсолютному размеру площади пашни и по ее площади на одного жителя Россия входит в первую пятерку стран мира). В инфраструктурном секторе - транзитный потенциал и информационные технологии, включая создание программного обеспечения. В социальном секторе - высшее образование и, частично, высокотехнологичное здравоохранение <…> Вторая часть бизнес-идеи - это распространение эффекта от капитализации сравнительных преимуществ на отрасли, производящие массовые товары и услуги, от которых зависят и темпы роста экономики, и формирование среднего класса. Схема здесь, упрощенно, следующая: а) капитализация сравнительных преимуществ обеспечивает приток доходов в экономику; б) рост доходов стимулирует расширение внутренних рынков и рост капитализации российских компаний; в) последнее создает благоприятные условия для привлечения иностранных инвестиций, технологической модернизации производств второго эшелона и встраивания их в международные цепочки создания добавленной стоимости»

Сходные предложения высказывал академик Виктор Полтерович: «В этих условиях масштабные проекты, направленные на переоснащение базовых отраслей экономики - черной металлургии, машиностроения, химии и нефтехимии, являются единственным выходом. Такие проекты жизненно необходимы российской промышленности, в которой износ основных фондов стабилизировался на уровне 51-52% (в 1992 г. - 47%). Только так можно преодолеть сырьевую ориентацию российской экономики (где более 50% инвестиций в промышленность вкладывается в сырьевые отрасли) и обрести независимость от мировых цен на нефть. Однако нынешний российский рынок не способен справиться с этой задачей. Мы имеем здесь дело с типичным случаем несостоятельности рынка, так называемым провалом координации. Суть эффекта в том, что для организации таких проектов необходима координация действий бизнеса в разных отраслях. Перевооружение черной металлургии зависит, с одной стороны, от металлургов, а с другой - от нескольких подотраслей машиностроения и химии. Во всех странах, успешно осуществлявших подобные маневры за короткое время, правительство брало инициативу координации на себя. Сейчас мы увеличиваем количество целевых программ, но этого недостаточно. Необходима современная версия индикативного планирования, сыгравшего важную роль в модернизации крупных экономик - во Франции, Японии, Южной Корее. Такая система должна опираться на взаимодействие правительства и отраслевых ассоциаций бизнеса и банковского сектора. В случае удачи мы получим плацдарм для выработки согласованных решений о масштабных инвестициях, основу для укрепления доверия между бизнесом и властью».

Такого рода предложения представляются вполне разумными, поскольку направлены на разрыв и оборачивание вспять рассмотренных выше контуров деградации.

Известно, что первые лица в Правительстве, по понятным причинам весьма заинтересованные в «программе развития», вполне благожелательно восприняли доклад Белоусова, так что вероятны и последующие практические шаги по реализации соответствующих идей. Власть восприняла рекомендации экспертов. Казалось бы, все встает на свои места. Значит ли это, что можно успокоиться?

Сильная оппозиция - мост через овраги коррупции

Соединим тему макроэкономической стратегии с обсуждавшейся выше глубокой трансформацией нашего государства - формированием чиновничье-силовой олигархии, использующей государственные орудия и ресурсы сугубо в групповых и личных интересах.

В какой-то мере осознавая эту проблему, Белоусов все же надеется на построенную «властную вертикаль» и предлагает «создание механизма ответственности, закрепляющего новую роль региональных администраций в системе власти» и «обязательное представление губернаторами программ комплексного развития регионов с конкретными целевыми параметрами, мероприятиями и ресурсами». «Эти целевые параметры и должны стать обязательствами региональных администраций перед населением, законодательным собранием и федеральным центром» . Вполне ясно, что, будучи фактически назначенцем Центра, губернатор будет чувствовать прежде всего эту «вертикальную» ответственность, а это не только не исключает, но даже предполагает «откаты» и «распилы» выделенных средств.

Поскольку государство уже «приватизировано» группировками чиновничье-силовой олигархии любые программы и стратегии развития будут рассматриваться ими с точки зрения групповой и индивидуальной выгоды. Реальная ответственность и действенный контроль могут появиться только при участии мирной, конструктивно-ориентированной оппозиции, объединенной с бизнес-сообществом, осознавшим свои долговременные интересы. Влиятельность оппозиции, разумеется, предполагает автономию СМИ и возможность апеллировать к общественному мнению.

В системных терминах тезис таков: необходимы ответы, нейтрализующие и снижающие негативные напряжения, которые способствуют усилению контуров деградации. А основные из этих напряжений - псевдогосударственный рэкет, соответствующее недоверие бизнеса к власти, экономическая пассивность населения и массовая поддержка авторитаризма.

Сильная и влиятельная оппозиция, направленная не на свержение власти и расправу, а на диалог, контроль и союз с оставшимися здоровыми силами в среде политиков и чиновников против приватизации государства, будет необходимым элементом для нейтрализации и снижения указанных негативных напряжений.

Необходимо отметить, что до сих пор власть достаточно эффективно дробит, дискредитирует в глазах широких масс и восстанавливает против себя оппозиционные силы. Достаточно прозрачны человеческие мотивы такой политики, хотя об этом редко говорится. Ключевым фактором является страх . Потеря власти у правящей группировки и приспешников четко ассоциируется с материальными потерями и гонениями вплоть до уголовного преследования. Этот страх подстегивается агрессивной пропагандой загнанной в угол оппозиции. Здесь есть свой конфликтный саморазгоняющийся контур, в предельной ситуации ведущий к вспышкам и эскалации насилия. Для его разрыва необходимы два принципиальных действия со стороны оппозиции.

Во-первых, необходимо отказаться от огульных обобщений («все властные и чиновнические структуры прогнили насквозь», «всех под суд» и т.д.), которые только сплачивают правящие элиты. Напротив, везде, где можно, нужно стараться поддерживать ответственных политиков и чиновников, обеспечивать им легитимность и поддержку, вступать с ними в коалицию против коррупционеров. Важной платформой для коалиции могут и должны стать долговременные стратегические программы (см. выше).

Во-вторых, нужен новый (пусть неформальный, но всем известный) «общественный договор», или «пакт о ненападении», между силами оппозиции и правящей группой (президентская администрация, силовые министерства, правительство и руководители партии власти): власть прекращает силовое давление на законно действующую оппозицию, не препятствует пропагандистской работе, соглашается на реальный общественный контроль над использованием административного ресурса и проведением выборов. С другой стороны, оппозиция отказывается от «мести» – репрессий и юридического преследования – в случае смены власти. Разумеется, должны быть оговорены взаимоприемлемые границы и рамки, касающиеся легальности или нелегальности имущественных приобретений.

Только снижение уровня страха «в верхах» и ненависти в кругах оппозиции позволят выйти из опаснейшего конфликтного контура, грозящего вызвать мегатенденцию «колодец» (см. сценарии 1 и 2).

Иными словами, лишь политические условия четвертого сценария, предполагающего диалог и сосуществование власти и оппозиции, позволяют надеяться на продуктивную реализацию каких-либо макроэкономических стратегий. Более того, откроются иные возможности, предусматриваемые моделью динамики исторического развития: социальный резонанс (расширяющееся сотрудничество разнородных социальных групп), мегатенденция «лифт» (взаимоусиливающие контуры расцвета), системная трансформация и переход общества на новый эволюционный уровень .

В противном случае - при сохраняющейся полной монополии власти - следует ожидать продолжения действия «закона Ибн Халдуна» и готовиться к первому (революция и распад государства), второму (кровавое подавление мятежа и тоталитарная реакция) или третьему («замораживание» ситуации с новым углублением кризиса) сценариям.

В каком именно направлении будут развиваться события, зависит от предпочтений и выбора множества людей, занимающих различные позиции и принадлежащих разным группировками со своим видением ситуации и интересами. Только специально выстроенные политико-социологические эмпирические исследования дадут возможность выявить вероятные векторы их взаимодействия и общего движения.

* Перевод выполнен по изданию: Ибн Халдун . Ал‑Мукаддима. Бейрут: Дар ал‑фикр. Б.г., текст сверен по каирскому изданию 1331 г.х. (ал‑Матба‘а ал‑азхариййа ал‑мисриййа), которое, насколько можно судить, воспроизводит булакское издание 1274 г.х. (текстологический обзор и критику булакского и бейрутского изданий см.: Ibn Khald ûn . The Muqaddimah: an introduction to history / translated from the Arabic by Franz Rosenthal. 2 nd ed. Princeton, New Jersey.: Princeton University Press, 1967, Vol. 1. P. CI-CII ). Лишь к моменту выхода данной публикации в свет мне оказалось доступным трехтомное издание ал‑Мукаддимы под редакцией ‘Абд ас‑Салама аш‑Шаддади (ад‑Дар ал‑Байда: Хизанат Ибн Халдун, Байт ал‑фунун ва‑л‑‘улум ва‑л‑’адаб, 2005), и его уже невозможно было учесть при оформлении перевода. Вместе с тем в том, что касается публикуемых отрывков, это издание не отличается существенно от того варианта рукописей, которые Ф. Розенталь положил в основу своего перевода.

Например, поясняет Ибн Халдун в другом месте «Введения», люди стремятся владеть драгоценными металлами, но не ради их самих, а ради того труда, который заключен в них как в общей мере: овладение трудом является подлинной целью, которая может быть не видна.

В оригинале:ومنها الجهل بتطبيق الاحوال على الوقائع . Слово ваки‘а (мн. вака’и‘ ) является действительным причастием глагола вака‘а «падать», «случаться», «происходить». Оно употребляется в тексте «Введения» в этом качестве, играя роль прилагательного, в том числе и для термина «состояния»; так, Ибн Халдун говорит о «случающихся состояниях» (ахвал ваки‘а ). В качестве субстантивированного прилагательного оно обозначает «событие», т.е. некий исторический факт, и именно в этом смысле неизменно употребляется в тексте «Введения». В данном случае Ибн Халдун имеет в виду, что детали исторического события не дают очевидцу возможность разглядеть «состояние», т.е. закономерность, обусловившую это событие.

Ал‑Мас‘уди (ум. 956) - знаменитый арабский историк. Одно из его двух дошедших до нас произведений частично переведено на русский: Ал‑Мас‘уди . Золотые копи и россыпи самоцветов [История Аббасидской династии: 749-947] / Сост. и пер. Д.В. Микульского. М.: Наталис, 2002.

Ибн Халдун указывает на «предшествование» объективной причины правдивости или ложности сообщений всем прочим, субъективным причинам. Следует иметь в виду аксиологию предшествования: то, что «идет раньше», не нуждается в последующем и не зависит от него. Знание «предшествующего» может сделать излишним знание «последующего», но не наоборот.

Справедливость (‘адала ) - категория исламской этической и правовой мысли. В фикхе обычно трактуется как перевес добрых дел над малыми грехами при несовершении больших грехов. В хадисоведении справедливость передатчика хадиса выступает в качестве одного из условий его достоверности, и в задачу хадисоведов входило установить наличие или отсутствие этой характеристики передатчиков.

Ибн Халдун употребляет обе пары терминов с общим значением «правильное-неправильное», которые имели хождение в классической исламской мысли: сидк -кизб (правда-неправда) и хакк -батил (истина-ложь). Различие между ними в том, что первая пара употребляется только в гносеологических контекстах, тогда как вторая может, наряду с этим, употребляться и в онтологическом смысле.

Обильна пользой : в оригинале ‘азиз ал‑фа’ида . Чуть ниже, объясняя, почему данная наука не была разработана до него, Ибн Халдун говорит, что ее «плод» (самар ) незначителен. Противоречия между этими двумя тезисами нет. Слово фа’ида , имеющее общеязыковое значение «польза», в качестве филологического термина означает «смысл предложения». В теоретических сочинениях классического периода словом фа’ида (мн. фава’ид ) обозначались выводы, следствия из положений данной науки, которые могли иметь теоретическое или практическое применение. Это и имеет в виду Ибн Халдун, говоря о фа’ида («пользе»): многочисленность ранее не известных теоретических положений и выводов из них, которые стали возможны благодаря созданной им науке. Если «польза» науки - это внутреннее богатство ее положений, то ее «плод» - это возможность применить эти положения вовне, в данном случае - с целью отбора правильных исторических сообщений.

Псевдоаристотелевское сочинение, ставшее источником популярных изречений. Хаджи Халифа в своем Кашф аз‑зунун ‘ан ’асами ал‑кутуб ва‑л‑фунун «Устранение сомнений относительно названий книг и искусств» упоминает Китаб ар‑рийаса фи ас‑сийаса «Книгу главенства, о политике», указывая в качестве авторов Абу Ахмада (‘Убайд ’Аллаха бин ‘Абд ’Аллаха - ум. 300 х.) и Аристотеля, написавшего ее для Александра Македонского.

В оригинале: علم جعلنا بين نكرة وجهينة خبره . Нукра - букв. «неизвестное», «отрицаемое», «скрытое», в качестве филологического термина обозначает имя в неопределенном состоянии и противопоставляется ма‘рифа - букв. «знанию», а терминологически - имени в определенном состоянии. Джухайна - название одного из арабских племен. Стало поговоркой выражение «у джухайна (вар. - у джуфайна) - достоверное известие (ал‑хабар ал‑йакин )». Хаджи Халифа в Кашф аз‑зунун сообщает о двух книгах по истории, название которых содержит оборот джухайнат ал‑ахбар «джухайна сообщений»: автором одного является Мухаззиб ад‑Дин бин ал‑Хайми (ум. 642 х.), другого - Бадр ад‑Дин Хасан бин Хабиб ал‑Халаби (ум. 779 х.).

Таким образом, нукра и джухайна указывают на два крайние значения линии «неуверенность/уверенность».

Говоря, что «сообщение» (хабар - неявный намек на поговорку о джухайна или на название исторических сочинений) о своей науке он поместил «между» (байна ) неизвестным и точно известным, Ибн Халдун вовсе не хочет сказать, что в его учении представлены тезисы, статус которых принимает промежуточное значение между совершенной неуверенностью и совершенной уверенностью. Не удовлетворенные таким переводом, мы могли бы трактовать байна как «и» (значение «соединение» джам‘ указывают для этого слова арабские толковые словари), объединяющее точно и неточно установленное. Однако вряд ли автор хочет сказать, что собрал воедино знание «всех сортов», как уверенное, так и неточное. Значение байна (неважно, переведем ли мы это слово как «между» или как «и») следует искать, опираясь на характерную для классической арабской культуры процедуру соположения противоположностей, благодаря которой достигается объединяющее их третье понятие. Об этой процедуре идет речь во вводной статье к данному переводу, о ней же применительно к байна см.: Смирнов А.В. Логика смысла. М.: Языки славянской культуры, 2001, Гл. 1.

Ф.Розенталь переводит это место: a science whose truth we ruthlessly set forth , считая, что Ибн Халдун опирается на две арабские поговорки, в которых идет речь о точном знании: Juhaynah has the right information и He gave me the true age of his camel , и не дает никаких дополнительных пояснений. Мне не удалось установить, на каком основании он приводит вторую поговорку.

Мудрецы (хукама’ ) - так часто называли фаласифа , представителей школы фалсафа - одного из пяти направлений классической арабской философии. Эта школа ориентировалась преимущественно на античную философию (=хикма «мудрость»).

В оригинале хайаванат ‘уджм «бессловесные живые существа». Поскольку в современном русском слово «животные» обозначает то же самое (все живые существа за исключением человека), я опускаю в переводе прилагательное «бессловесное».

Я исхожу из того, что сообщает Ибн Манзур (т.12 стр.9): الإدام بالكسر والأدم بالضم ما يؤكل بالخبز أي شيء كان «’идам или ’удум - любое, что едят с хлебом», т.е. то, чем сдабривают хлеб. На этот смысл «сдабривания» Ибн Манзур указывает в данной словарной статье неоднократно, и можно было бы перевести ’удум как «то, чем приправляют хлеб», если бы слово «приправа» не приобрело специфического, более узкого значения. Ф. Розенталь переводит ’удум как seasoning , что вряд ли приемлемо.

Я выбрал это слово потому, что оно передает и физическую, и духовную «расслабленность», «отдых».

Слово риф (мн. арйаф ) означало в классическом арабском просторные, плодородные земли, а также территории арабских стран, примыкающие к морю. С термином риф устойчиво ассоциируется наличие воды и возможность оседлой жизни, а следовательно, цивилизованного, городского существования; в этом значении риф оказывается синонимичным мадина «городу» и противопоставляется бадийа «пустыне» (см. [Ибн Манзур, р-й-ф ]).

В классическом арабском слово джил (мн. аджйал ) употреблялось как синоним ша‘б (букв. «ответвление»). Нормативным было выражение джил мин ан‑нас («человеческое ответвление»); так, объясняя, кто такие ‘араб «арабы», барбар «берберы», сакалиба «славяне» и т.п., Ибн Манзур говорит, что каждые из них - это некое джил мин ан‑нас («человеческое ответвление»), обладающее такими-то отличительными чертами. Исходя из этого, я передаю джил словом «народ». Вместе с тем Ибн Халдун употребляет слово джил и в смысле «поколение» (Гл. II Отд. 18 и др.): здесь человеческая общность «ветвится» не по качественным характеристикам, образуя народы, а по хронологическому признаку, образуя поколения.

Слово нашит в современном арабском означает «активный», «деятельный». То же значение характерно и для классического употребления этого слова, с коннотацией естественной склонности души к труду. Именно это и имеет в виду Ибн Халдун, говоря о необходимых потребностях, к удовлетворению которых человек естественно склоняется.

В данном случае Ибн Халдун допускает очевидную непоследовательность в употреблении терминов: используя, как правило, прилагательное хаджийй «связанное с потребностью» в качестве противоположности для дарурийй «необходимое», он употребляет здесь хаджа «потребность» как синоним дарура «необходимость».

Слово миср (мн. амсар ) означает «граница», «приграничная территория», «ограниченная территория»; последнее значение смыкается со значением русского «город». Хотя классические словари прямо указывают на синонимию двух терминов, обозначающих «город» - миср и мадина (мн. мудун ), - различие между ними все же остается: миср указывает на территориальную, пространственную составляющую, тогда как мадина - на «укрепленность», наличие «крепости», благодаря чему имеется город. Я передаю миср как «населенный пункт», а мадина - как «город».

Об отношении ’асл‑фар‘ «основа-ветвь» применительно к осмыслению жизни на открытом и огороженном пространстве как двух стадий обустроенности см. вводную статью.

‘Асабиййа «спаянность» в своем изначальном, доисламском значении «дух родоплеменного единства» устойчиво ассоциировалась именно с военными действиями, со сражением (китал ), и эта ассоциация прослеживается в исламской литературе и хадисах, где спаянность, как правило, осуждается как неразумная , неотрефлектированная мотивация, заставляющая человека сражаться насмерть. Интересно, что Ибн Халдун, полностью отходя от классической, резко негативной оценки спаянности, сохраняет эту фундаментальную ассоциацию, переосмысливая «сражение» как необходимость преодолеть сопротивление людей, будь то вооруженное или невооруженное.

О значении, которое он придает спаянности и ее роли в возникновении и развитии обустроенности, свидетельствует последняя фраза: فاتخذه إماما تقتدي به букв. «сделай же это имамом, с которого будешь брать пример» (так на молитве вторят словам и движениям имама). Это означает, что без учета спаянности эволюция состояний обустроенности не может быть понята, как она не может быть понята и без учета материального фактора - способа добывания средств к жизни.

Перевожу слово ну‘ра оборотом «не можем пережить», исходя из трактовки, которую дает Ибн Манзур: ну‘ра - нечто, что запало в душу и не перестает заботить. Этим словом обозначались также мухи, залезающие в ноздри («ноздри» - непосредственное значение ну‘ра ) скоту и беспокоящие его своим жужжанием.

Хайй , батн , а также (ниже) ‘ашир , байт - единицы родовой организации, меньшие, чем «племя» (кабила ).

Ибн Халдун выдвигает этот тезис в Отделе 5 текущей (второй) Главы, доказывая его тем, что все дела защиты жизни и имущества оседлые жители передали правителю и воинам, тогда как живущие на открытой, неогороженной местности вынуждены все это брать на себя, что требует от них мужества. «Введениями» Ибн Халдун называет подразделы Главы I; однако во Введении 3 Главы I речь идет совсем о другом - о климатах и их влиянии на нравы людей.

Превращение спаянности во владение означает сужение круга носителей коллективного чувства до единственного человека - властителя (малик ). Здесь ‘асабиййа «спаянность» являет другой аспект своей семантики - тот, что можно передать как «рьяность», «истовость» (см. вводную статью).

Классические арабские словари отождествляют или сближают су’дуд с маджд «славой» (о ней Ибн Халдун говорит в Гл. III Отд. 13) и шараф «знатностью», указывая, что носитель су’дуд пользуется уважением и его слушаются без всякого принуждения. Интересно, что внешним признаком су’дуд служит большой живот, который арабы считают достохвальным у мужчин, но порицаемым у женщин.

Лисан ал‑‘араб и другие словари классического арабского языка не фиксируют давла в качестве термина, обозначающего «государство», «государственное образование». Слово давла объясняется как «преобладание», «победа», обычно военная, над врагом. Оно тесно связано с глаголом адала «даровать победу». Другое значение давла - «нечто, переходящее из рук в руки» (то, что йатадавал «ходит по кругу»). Ибн Манзур дает также в качестве значения «переход от лишений к благоденствию», что также понятно: победа и установление господства ведут к материальному благополучию.

В современном языке значение «государство» однозначно закрепилось за термином давла . Однако и в классические времена такое понимание постепенно вырабатывалась, и давла фактически употреблялось в значении «государство». Часто оно идентифицировалось по признаку правящей династии (напр., «государство Омейядов»); возможно, в силу этого Ф. Розенталь переводит давла как dynasty . Однако такая ассоциация не является непременной и, тем более, не определяет содержательное наполнение термина давла . В классической литературе встречается выражение давлат ал‑ислам «исламское государство» в смысле общеисламский халифат с центром в Багдаде (Йакут . Му‘джам ал‑булдан «Страноведческий словарь». Бейрут: Дар ал‑фикр, б.г. (в 5 тт.). Т. 1 стр. 461); «государство Александра» (там же, т. 2 стр. 282), давлат ал‑хабаша «государство Абиссинцев» (там же, т. 3 стр. 132) и т.п.

Используя слово давла , Ибн Халдун, с одной стороны, следует терминологической традиции, уже сложившейся к его времени в исторической литературе. С другой - естественно-языковые коннотации очень удачно сочетаются здесь с его теоретическим представлением о государстве: государство вырывают из рук врага, побеждая того в бою, оно переходит от одной группы к другой в зависимости о того, какая одерживает верх, и дает победителю материальные преимущества и благоденствие.

В бейрутском издании и издании аш‑Шаддади имеются незначительные разночтения в названии Главы III и Отдела 1. В первом случае употреблены соответственно термины ад‑дувал ал‑‘амма и ад‑давла ал‑‘амма , во втором термин ад‑дувал ал‑‘амма фигурирует только в названии главы. Ф. Розенталь в своем переводе никак не передает термин ал‑‘амма («общее», «всеохватное»). Мне представляется, что речь идет об исламском халифате, который и был таким всеохватным (охватывающим всю умму) государственным образованием. В этом плане показательно название Отд. 4 текущей Главы: «Всеохватное и обильное владениями государство имеет в качестве основы религию…».

«Отделами» Ибн Халдун называет подразделы второй главы. О «спаянности» (‘асабиййа ) впервые и вскользь упоминается в конце Введ. 1 Гл. I, а подробное обсуждение понятия начинается только в Отд. 7 Гл. II. Это - еще один пример неточности перекрестных ссылок в ал‑Мукаддиме (см. также примеч. 32).

Это слово в классическом арабском означает не только моральное, но и материальное отличие от других, что и объясняет логику ибн-халдуновской мысли.

Глагол сакифа означает «быть умелым», «ловким»; эта ловкость обычно понимается как «быстрота и тонкость в постижении чего-то или делании чего-то». Исходя из этого, я трактую однокоренное сакафа как «умелость», «ловкость», а хусн ас‑сакафа (букв. «хорошесть ловкости») передаю как «утонченность». В современность языке сакафа служит эквивалентом слова «культура».

Аллюзия на аят: «Захарии - когда он воззвал к Господу своему: “Господи! Не оставь меня одиноким, и тогда как наилучший из наследников - Ты”», - Коран 21:89 (пер. Г.С.Саблукова).

Преемничество (хилафа ) - согласно суннитским политико-правовым представлениям, законная форма наследования главенства в исламской общине (умме). Преемник (халифа , русск. «халиф», подразумевается - преемник Мухаммеда) должен избираться из числа мусульман по принципу наибольшей пригодности к занятию этого положения. В таком «чистом» понимании преемничество существовало только при первых четырех, так называемых праведных, халифах, после которых наступила пора фактически династийной формы правления, сохранившей, впрочем, наименование и атрибутику преемничества. Об этом и говорит здесь Ибн Халдун.

«’Абу Хурайра со слов пророка (да благословит и приветствует его Бог!): “Лот сказал: ‘О, если бы я обладал силой против вас, или мог поддержать себя какой-либо крепкою опорой!’ Он прибегал к сильной опоре, но страдал от своего рода. А после него Бог (Славен Он и Велик!) всегда посылал пророков из верхушки (зурва ) их народа”. А ’Абу ‘Умар передавал: “А после него Бог (Славен Он и Велик!) всегда посылал пророков неприступными для их народа”» [Ибн Ханбал 10520]. Хадис в близкой редакции включен в сборники ал‑Бухари и Муслима (оба носят название ас‑Сахих «Достоверный»), однако именно тот вариант, который приводит Ибн Халдун (повторяя его неоднократно в других местах «Введения»), мне удалось обнаружить только у Ибн Ханбала.

Законодатель (шари‘ ) - тот, кто дает Закон (шари‘а ). Термин «Закон» имеет в исламской правовой мысли разные трактовки, более или менее узкие. Когда речь идет о «законодателе», подразумевается самое узкое толкование, включающее лишь «авторитетные» (насс , мн. нусус ) тексты, содержащие правовые и этические нормы. Эти тексты - Коран и сунна, поэтому «законодателем» является Бог или Мухаммед. Поскольку в арабском языке отсутствует деление на прописные и строчные буквы, арабскому шари‘ может соответствовать и «Законодатель», и «законодатель»; я выбираю тот или иной вариант в зависимости от контекста.

Редакция, приводимая Ибн Халдуном, встречается у Абу Давуда (5116; Ибн Халдун пропускает в середине фразы, после «дети Адама», слова «…богобоязненный верующий и несчастный нечестивец»). Близкие редакции - у ат‑Тирмизи.

Слово матиййа обозначает верховое или вьючное животное, т.е. нечто, благодаря чему возможен переезд или переход. Из дольнего мира мы переходим в мир тамошний; чтобы переход осуществился, направление движения должно быть выбрано правильно. В этом смысл рассуждений Ибн Халдуна, логика (но не всегда содержание) которых совпадает с логикой классической исламской этико-правовой мысли: важно соответствие между целью и действием, между этим и тем миром, соответствие, обеспечивающее переход между ними и связывающее их воедино.

Ибн Халдун цитирует очень известный хадис (ал‑Бухари 54 и многочисленные параллели), опуская начальные слова: «Дела - благодаря намерениям, и каждый имеет то, к чему стремился. Кто уходил…». Кто уходил : в оригинале ман канат хиджрату‑ху . Слово «хиджра», которое я передаю здесь словом «уход», означает, согласно мнению факихов и комментаторов, «переход» от чего-либо к чему-либо. Это может быть конкретное историческое событие: переезд мусульман в Абиссинию или (гораздо более известный) переезд из Мекки в Медину (за которым в русском и других языках и закрепилось название «хиджра»). Но это может быть и переход из неверия в веру или отказ от чего-то ради чего-то другого. В данном случае имеется в виду одновременно и широкое, и узкоисторическое значение слова.

Му‘авийа - Му‘авийа Ибн ’Аби Суфйан, также выдающаяся личность в ранней истории исламского государства. Основал первую династию - Омейядов с центром в Дамаске, получившую власть после эпохи первых четырех, так называемых праведных, халифов.